"Саратовская тетрадь" стихотворений Лермонтова

16 ноября 1875 года, в “Саратовском справочном листке” на первой странице появилась заметка под заголовком “Литературная находка” и три стихотворения М.Ю. Лермонтова. В заметке редактор газеты Авдий Иванович Соколов сообщал, что “Сотрудник наш г. Р—ъ случайно нашел... рукопись стихотворений Лермонтова. Тетрадь эта, судя по надписи на ней, сделанной рукой Лермонтова, написана в 1832 году и содержит в себе 75 полулистов: из них 59 писаны рукой переписчика, и только поправки сделаны рукою Лермонтова; остальные полулисты писаны рукою Лермонтова, писаны вчерне, что видно из многочисленных помарок. Всех стихотворений в тетради 131; из них напечатанных в издании Ефремова оказывается 84". Публикация имела огромный успех.

29 ноября в “Листке” была напечатана редакционная статья “Юношеские стихотворения Лермонтова” и пять его произведений. А в первом номере за 1876 год появилась еще одна редакционная статья — “Стихотворения Лермонтова”, в которой сообщалось: “Собственно, вся найденная тетрадь, состоящая из 75 полулистов, заключает в себе несколько отдельных, сшитых вместе тетрадок...” И тут же давалось их описание: “Первая, самая большая, в 50 полулистов, без заглавного листа и без обозначения года, содержит переписанных чистенько рукою переписчика 105 юношеских стихотворений поэта, относящихся к эпохе до 1832 г.
Вторая тетрадка заключает в себе повесть “Литвинка” (четырнадцать страниц) с пометой 1832 г. На последних листах этой тетрадки написаны собственноручно Лермонтовым следующие 9 стихотворений, относящихся, как видно, к 1832 и 1833 гг.

В третьей тетрадке, заключающей на 17 страницах “Аул Бастунджи”, на последней странице написано рукой Лермонтова одно стихотворение “На серебряные шпоры...”

В этом же номере газеты было опубликовано восемь лермонтовских стихотворений. 26 февраля 1876 года та же саратовская газета под общим заголовком “Стихотворения Лермонтова” напечатала еще пять его произведений. Всего в “Саратовском справочном листке” из найденной тетради было опубликовано 21 стихотворное произведение, причем большинство из них увидело свет впервые.

Прошло девять лет, и в 1884 году тот же “Саратовский справочный листок” напечатал поэму Лермонтова “Аул Бастунджи”. Во вступительной заметке редакция сообщала о том же источнике, но почему-то говорила, что найденная тетрадь состоит из двух частей: “В первой из них, частью рукою Лермонтова, частью переписчика, написано 118 мелких стихотворений... Во второй части помещены: законченная поэма “Аул Бастунджи” и незаконченная повесть в стихах “Каллы”.

Возникал вопрос: почему повесть не была указана при первом описании тетради? И еще одно странное обстоятельство: в новом описании рукописи ни слова не сказано о “второй” тетрадке — с копией повести в стихах “Литвинка”, к которой поэт приписал еще 14 строк, и с 9 автографами новых стихотворений. Одновременно редакция газеты собщала: “Рукописи эти в настоящее время уступлены Лермонтовскому музею, открытому в минувшем году при Николаевском кавалерийском училище”.

Организатор Лермонтовского музея начальник кавалерийского училища генерал А.А. Бильдерлинг подтвердил это, напечатав в журнале “Русская старина” в том же году статью, в которой говорилось: “В отдел “Подлинные рукописи Лермонтова” поступили... три тетради с 121 стихотворением, писанные вчерне и исправленные рукою Лермонтова”. Такая цифра получается, если к 118 стихотворениям первой тетради прибавить находившиеся в третьей тетради поэму “Аул Бастунджи”, повесть “Каллы” и стихотворение “На серебряные шпоры...”

Итак, “второй” тетрадки Лермонтовский музеи не получил, а приобретенные были приобщены к собранию лермонтовских рукописей музея и получили порядковые номера: первая (118 стихотворений) — двадцатый, вторая — двадцать первый.

Тут необходимо сделать уточнение. Во вторую (фактически третью) тетрадку входили поэма “Аул Бастунджи” и стихотворение "На серебряные шпоры...", а черкесская повесть в стихах “Каллы”, находившаяся тоже в третьей тетрадке, стала вдруг самостоятельной... Вот почему, получив на самом деле только две тетрадки, А.А. Бильдерлинг писал о трех. Что же случилось с той “второй” тетрадкой, в которой была копия повести в стихах “Литвинка” и автографы девяти других произведений? Куда подевался первый лист “третьей” тетрадки с автографом посвящения к поэме “Аул Бастунджи” и виньеткой из двух рисунков Лермонтова?

Эти вопросы долго оставались без ответа. Только спустя 70 с лишним лет после того, как в Саратове была обнаружена большая тетрадь со стихотворениями Лермонтова, а именно в мае 1947 года. Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом) неожиданно получил интереснейшее сообщение. Проживающий в Казани Я.М. Лопаткин писал, что намерен продать давно принадлежащую ему рукопись М.Ю. Лермонтова — тетрадку 1832 года, состоящую из 12 полулистов и содержащую авторизованную копию поэмы “Литвинка” и черновые автографы девяти стихотворений: “Тростник”, “Русалка”, “Челнок”, “Посвящение”, “Что толку жить”, “Парус”, “Баллада” (“Куда так проворно...”), “Он был рожден для счастья, для надежд” и “Гусар”.

Стало ясно, что в Казани находится средняя часть саратовской тетради, судьба которой давно волновала лермонтоведов.

Оказалось, что в конце 1880-х годов Авдий Иванович Соколов уехал из Саратова в Казань, где умер 18 ноября 1893 года. Пятьдесят четыре года оставалось неизвестным имя человека, купившего на аукционе в Казани вторую тетрадку. Только от Ярослава Михайловича Лопаткина удалось узнать: ее приобрел его отец — Михаил Иванович Лопаткин (1854—1922), химик, историк и краевед. После смерти Михаила Ивановича рукописная тетрадка Лермонтова четверть века хранилась у Ярослава Михайловича Лопаткина, доцента Казанского химико-технологического института. 25 июня 1947 года она была продана Пушкинскому дому.

В 1902 году в Лермонтовский музей при Кавалерийском училище поступил от некоей Наталии Смагиной из Углича первый лист третьей тетрадки с автографом посвящения к поэме "Аул Бастунджи" и виньеткой из двух рисунков Лермонтова. В 1884 году журнал “Русская старина” напечатал статью А.А. Бильдерлинга “Лермонтовский музей в С.-Петербурге”, в которой говорилось: “В отдел “Подлинные рукописи Лермонтова” поступили... три тетради с 121 стихотворением. ... Эти в высшей степени интересные и частью неизданные рукописи куплены И.И. Глазуновым у г. Радюкова, в Саратове, и подарены музею”.

А немногим раньше из “Саратовского листка” можно было узнать следующее: “Несколько лет назад, в 1875 г. и 1876 г., наша газета опубликовала ряд до того не печатавшихся пьес поэта Лермонтова, взятых из тетради, которую наш сотрудник г. Родюков случайно обнаружил в архиве одного из местных учреждений, среди вещей, оставшихся после смерти чиновника А.А. Корнилевского”. И далее: “Рукописи эти в настоящее время уступлены Лермонтовскому музею”.

Так выяснилось, что под аббревиатурой “г. Р—ъ” имелся в виду некий господин Радюков или Родюков. Кем же он был, этот Родюков? В поисках сведений о нем были просмотрены многочисленные саратовские справочники за разные годы. Среди них - небольшая книжка “Список лиц, служащих в Саратовской губернии. 1875”. Из нее видно, что таинственный “г. Р—ъ” — это “и. д. секретаря н. ч. Александр Петрович Родюков”. Более тщательное знакомство с газетой, которая уделила так много внимания стихотворениям Лермонтова, привело к совершенно неожиданному открытию. Оказалось, что в “Саратовском справочном листке” в то время часто печатался не Александр Родюков, а Антон Родюков. Они были родными братьями, учились в Казанском университете, но “вследствие невозможности продолжать образование ввиду отсутствия средств” были уволены. Вернулись к себе на родину, в город Вольск. Долго искали работу. Наконец устроились: младший, Антон, в редакции “Саратовского справочного листка”, а старший, Александр, секретарем в Саратовском городском полицейском управлении.

Когда внезапно умер коллежский секретарь Алексей Алексеевич Корнилевский, в составлении описи оставшихся после него документов участвовал и Александр Родюков. Увидев среди разных официальных бумаг толстую тетрадь с многочисленными произведениями М.Ю. Лермонтова, он понял, какая ценная находка оказалась в его руках. Взяв ее себе, как не имеющую отношения к служебным делам стряпчего, то есть помощника прокурора, Корнилевского, Александр Родюков показал тетрадь брату Антону. Возможно, они вместе не только познакомились внимательно с ее содержанием, но и сличили рукописные тексты с теми, что уже были напечатаны в собрании сочинений Лермонтова, вышедшем под редакцией П.А. Ефремова. А может быть, эту работу проделал Антон Родюков уже после того, как принес тетрадь в редакцию своей газеты, и не с братом, а с редактором “Справочного листка” А.И. Соколовым.

А каким образом вся саратовская тетрадь попала в руки стряпчего Корнилевского, известного саратовского библиофила? Дело в том, что Корнилевский был хорошо знаком с М.А. Щербатовой — дочерью Афанасия Столыпина, и, очевидно, от нее получил рукописи Лермонтова, в том числе тетрадку, которая одно время находилась в доме малолетних Устиновых.

Соображение о том, что вся саратовская тетрадь попала к Корнилевскому от Щербатовой, не вызывает сомнений. А вот к ней она могла попасть скорее всего от отца — Афанасия Алексеевича Столыпина, который, надо думать, и был основным, первым владельцем этой большой тетради со стихами своего любимого внучатого племянника.

У Елизаветы Алексеевны Арсеньевой — бабушки и воспитательницы Лермонтова — было пять родных братьев, самым младшим из которых являлся Афанасий Алексеевич Столыпин. Из всех Столыпиных особенно близок был бабушке поэта именно этот младший брат, отставной артиллерийский штабс-капитан и герой Бородинского сражения.

Как известно, за день до генерального сражения на поле Бородинском, где, по выражению М.И. Кутузова, “французская армия разбилась об русскую”, произошла ожесточенная битва за Шевардинский редут — передовое укрепление русских. Как свидетельствуют А.С. Норов, И.С. Жиркевич и В.Ф. Ратч, еще “23 августа Афанасий Столыпин по собственной охоте отправился па Шевардинский редут и во время боя 24 августа находился там в стрелковой цепи пехотинцев, в первых стычках с врагом. Затем он вернулся к себе на позицию, расположенную в тылу Центральной Курганной батареи, стоявшей за редутом Раевского. Храбрость и сообразительность он проявил в битве на Семеновских, или, как их еще называли, Багратионовых, флешах”.

“Доблестное бесстрашие, истинно артиллерийское хладнокровие и распорядительность в самом сильном огне всегда останутся памятными его сослуживцами”, — писал один из этих сослуживцев артиллерист Рославлев об Афанасии Столыпине. В истории Отечественной войны 1812—1814 годов его имя называется рядом с именами таких военачальников, как Кутузов, Багратион; Дохтуров, Раевский, Платов, Ермолов, а в истории русской артиллерии имя Столыпина даже поставлено впереди прославленного капитана Захарова.

Выйдя в 1817 году в отставку в чине штабс-капитана, Афанасий Алексеевич Столыпин поселился в своем саратовском имении Лесная Нееловка и занялся сельским хозяйством.

Легкий, веселый характер этого человека, простота и душевность в обращении, смелая правдивость, никогда не переходящая в резкость, делали его приятным в обществе. Современник и родственник поэта М.Н. Лонгинов засвидетельствовал, что “Лермонтов особенно любил Афанасия Алексеевича Столыпина”, который со своей стороны, как установил первый биограф поэта П.А. Висковатый, “был из немногих людей, привязанных к Михаилу Юрьевичу”. В силу того, что между дедом и внуком разница в возрасте была всего 26 лет, поэт всю жизнь называл его “дядей”. А главное, крепко дружил с ним.

Афанасий Алексеевич всегда принимал самое горячее участие в судьбе Лермонтова и усиленно хлопотал за него при конфликтах поэта с “толпой стоящими у трона”, используя для этого свои “большие связи в высших сферах”. Так, когда С.А. Раевский за распространение стихотворения “На смерть Пушкина” был арестован 21 февраля 1837 года, а на следующий день посажен под стражу и автор этих стихов — Лермонтов, бабка поэта и Аф.А. Столыпин стали хлопотать за него. Их усилиями Лермонтов был спасен от сумасшедшего дома и переведен “тем же чином в Нижегородский драгунский полк”, стоявший на Кавказе.

Афанасий Алексеевич горячо интересовался и внимательно следил за литературной деятельностью своего внучатого племянника. Он настоятельно рекомендовал Лермонтову заниматься поэтическим творчеством.

Известно, что еще в январе 1830 года Лермонтов с бабкой Арсеньевой был в Саратове на свадьбе своего любимого деда Аф.А. Столыпина. И если не с Саратовом и не с Лесной Нееловкой, то определенно с Афанасием Алексеевичем Столыпиным связаны ответы на вопросы: чья это тетрадь?

Почти у всех исследователей мнение едино: это сборник стихотворений, составленный самим Лермонтовым. Произведения в саратовской тетради авторизованы, то есть, исправлены автором. Да, исправлены, но далеко не все и крайне странно: с пропусками грубейших ошибок и нелепых описок.

Произведения, вошедшие в саратовскую тетрадь, и в частности в ее первую часть, по мнению большинства исследователей, были отобраны самим поэтом и отданы переписчику для изготовления беловой рукописи, предназначавшейся для печатания. Но когда беловая тетрадь была готова, Лермонтов почему-то не вычитал ее предельно внимательно и не выправил тщательно, а лишь просмотрел, притом крайне бегло, поверхностно. Больше того, наскоро приписал к стихотворениям новые строчки. Затем тут же записывает, и тоже начерно, новые стихотворения и даже делает заметки для памяти. Тем самым превращает беловую тетрадь в черновую.

Предположим, что Лермонтов, как сказано в одном исследовании, “отказавшись от мысли выпустить книжку, начал вносить в тетрадь новые стихотворения, превратив беловую копию в рабочую черновую тетрадь”. Пусть так. Но ведь точно такая же история произошла и с двумя другими частями саратовской тетради.

Все это вместе взятое заставляет сильно усомниться в том, что Лермонтов был составителем саратовской тетради и ее владельцем. Немаловажное обстоятельство: тетрадь, обнаруженная Родюковым у Корнилевского, попала к последнему от Щербатовой, дочери Афанасия Столыпина, а возможно, и от него самого. Как видим, имеются веские основания считать, что тетрадь эта не только принадлежала Аф.А. Столыпину — родному младшему брату бабки Лермонтова, но и появилась, а затем велась по его желанию.

До сих пор почему-то не придавалось должного значения давно известным фактам о повышенном внимании Афанасия Столыпина к поэтическому творчеству Лермонтова. Появление и характер саратовской тетради представляются следующим образом.

Бывая часто в Москве и Петербурге, где он непременно встречался со своим талантливым внучатым племянником, Афанасий Столыпин привозил оттуда копии и автографы разных поэтических произведений Лермонтова и, как видно, отдавал их переписывать в специально заведенную для этого тетрадку. Когда одна тетрадка была заполнена, к ней пришили другую (кстати, из той же бумаги), а затем и третью. Получилась одна большая тетрадь. А судя по сделанным в ней исправлениям и дополнениям, она попадала в руки Лермонтова лишь тогда, когда он или приезжал в Лесную Нееловку, или встречался со Столыпиным, скажем, в Петербурге или в Москве. Лермонтов сам исправлял ошибки и описки переписчика, а также записывал новые стихи. Но делал это, как видим, без должного внимания. Скорее всего, во время разговоров с двоюродным дедом.

Ни о какой серьезной “авторской правке”, даже о более или менее внимательном “вычитывании”, говорить не приходится — слишком случайный характер носят его поправки. В те же минуты, когда Лермонтов оставался один, он, выполняя просьбу деда-дяди, записывая новые стихотворения, набрасывал черновики только что рождавшихся стихов, даже делал заметки о своих творческих замыслах.

Правильность такого мнения подтверждается анализом саратовской тетради, сделанным исследовательницей М.Ф. Николевой. Она считает, “что 20-я тетрадь была в руках у Лермонтова, это не подлежит сомнению, в конце ее есть автографы. Возможно, что некоторые поправки сделаны самим поэтом. Но что он не редактировал ее, не смотрел на все переписанное в ней корректорским глазом, также не подлежит сомнению. Достаточно познакомиться с …тетрадью, посмотреть на оставшиеся в ней неисправленными ошибки, чтобы в этом убедиться”.

Итак, эта трехчастевая саратовская тетрадь, принадлежащая Аф.А. Столыпину, несколько раз попадала в руки Лермонтова с 1830 по 1834 годы, когда он еще не печатал своих произведений. За это время он написал в ней или переписал в нее заново 17 своих произведений, набросал 9 черновиков, сделал заметку о “Демоне”, а к копии повести в стихах “Литвинка” собственноручно приписал 14 новых завершающих строк. Он прочел и кое-где, случайно обратив внимание, подправил писарские копии 37 своих стихотворений.

Значение этой тетради в истории публикации и изучения произведений М. Ю. Лермонтова трудно переоценить. Достаточно взять почти любое собрание сочинений великого поэта, снабженное комментариями, чтобы сразу убедиться в этом.

• Например, “Завещание” (“Есть место: близ тропы глухой...”). При жизни поэта не печаталось. Впервые опубликовано в 1876 году в “Саратовском листке”.


• “Я видел раз ее в веселом вихре бала...”. При жизни поэта не печаталось. Впервые опубликовано в 1875 году в “Саратовском листке”. Автограф не сохранился.


• “Звуки”. При жизни поэта не печаталось. Впервые опубликовано в 1875 году в “Саратовском листке”. Автограф не сохранился.

Перечень таких стихотворений можно множить: “Первая любовь”, “Пускай поэта обвиняет...”, “Романс” (“Ты идешь на поле битвы...”)... Всего 17 стихотворений и поэма “Азраил” впервые были опубликованы в “Саратовском справочном листке”. Кроме этого, свыше 60 стихотворений Лермонтова, хотя они впервые опубликованы в других изданиях, были взяты и вошли в собрания его сочинений из саратовской тетради.

Как видим, эта тетрадь ценна прежде всего тем, что содержит несколько десятков замечательных лермонтовских стихотворений, до того времени никому не известных и нигде неопубликованных. Даже известные ранее стихотворения поэта пополнились новыми строками. Так, например, к концу стихотворения “Я жить хочу, хочу печали...” добавилось четыре строчки. К произведению “Приветствую тебя, воинственных славян...” добавлено два стиха. Стихотворение “Склонись ко мне, красавец молодой...” пополнилось 23 строчками, поэма “Каллы” — 110 новыми стихами, к поэме “Литвинка” Лермонтов приписал 14 концевых строк, а поэма “Аул Бастунджи” обогатилась 450 новыми стихами.

Для лермонтоведения саратовская тетрадь представляет не только большую архивную ценность, но и огромный текстологический интерес, поскольку в ней много черновых вариантов и немало новых строк к ранее известным произведениям. Драгоценна она и тем, что “многочисленные помарки”, сделанные поэтом, выразительно рассказывают о том, как он работал над своими произведениями, раскрывают его творческую лабораторию. А бесценные автографы Лермонтова дают возможность уточнить даты создания некоторых стихотворений, изучить их варианты.

Саратовская тетрадь важна еще и тем, что, являясь драгоценной находкой прошлого, она служит как бы сигналом, импульсом для новых интересных и, может быть, очень важных поисков в области лермонтоведения. Возможности для этого у нас в области большие. Уже известный нам А.П. Родюков в одном из своих писем к создателю Лермонтовского музея в Петербурге писал в 1880-х годах: “Здесь ходят слухи, что некоторые рукописи Лермонтова сохранились в Пензе”. А в другом письме: “У вдовы одного умершего букиниста в Саратове, по слухам, есть несколько рукописей Лермонтова, я занимаюсь ее розыском. Но пока безуспешно”. Он же сообщал: “Также говорят, что есть рукописи [Лермонтова] у Столыпина и Щербатовой, но, насколько это правда, проверить в настоящее время мне невозможно”. И это была, скорее всего, правда, поскольку и Алексей Столыпин и Мария Щербатова были родными детьми Аф.А. Столыпина, которому первому принадлежала саратовская тетрадь.

Факты свидетельствуют, что в Лесной Нееловке находилось много рукописей, рисунков, картин, портретов, вещей, принадлежавших поэту. Именно здесь в 1860-х годах еще находился “поколенный, в натуральную величину, портрет Лермонтова, написанный масляными красками”, на котором “Лермонтов изображен в лейб-гусарском вицмундире и накинутой поверх его шинели с треугольной шляпою в руке”. Тут же был портрет поэта в полный рост в кавказском костюме, неизвестно куда подевавшийся.

Здесь у двоюродного дяди Лермонтова — Д.А. Столыпина, бывшего одно время управляющим имением в Лесной Нееловке, хранились портрет поэта, написанный художником П. Заболотским, и портрет Е.А. Арсеньевой. Фотографии с этих произведений, с портрета совсем юного Лермонтова и с портрета, написанного с натуры художником Р. Шведе тотчас после смерти поэта, а также подлинники лермонтовских картин “Эпизод Кавказской войны” и “Эпизод на маневрах в Красном Селе” Дмитрий Аркадьевич пожертвовал Лермонтовскому музею в Петербурге.

Да и в самом Саратове имелись лермонтовские вещи и бумаги. Не случайно В.X. Хохряков раздобыл здесь черновик письма поэта к великому князю Михаилу Павловичу у Ивана Симоновича Самсонова, который являлся сыном учителя арифметики в Вольском уездном училище.

В 1901 году Михаил Васильевич Шушеров, бывший ранее управляющим в одном из саратовских имений Аф.А. Столыпина, рассказал сотруднику газеты, что его “дядя был камердинером у Лермонтова, был при нем и в Пятигорске в год дуэли... Дяде досталась целая куча бумаг и вещей Лермонтова. Не зная, что делать с ними, он увязал их в узел и отдал кому-то... Мой сын учился в Саратовском реальном училище... Он сказал в училище, что у нас в доме хранятся рисунки Лермонтова, учитель попросил показать их, а потом взял себе, да и не отдал”.

В тогдашней Саратовской губернии жило немало людей, видевших и знавших поэта. Здесь находилось имение приятеля Лермонтова Н. Юрьева (в Вольском уезде). Другой приятель Лермонтова, А. Закревский, жил в Хвалынском уезде и в Саратове. Кроме того, в городе и губернии жили близкие поэта по Столыпиным: Устиновы, Панчулидзевы, Евсюковы, Калинины, Загоскины и находившиеся в родстве с Арсеньевымн, а значит, и с поэтом: Васильевы, Колычевы, Лачиновы, Леонтьевы, Извольские, Лихачевы, Мальцевы, Озеровы, Слепцовы, Талызины, Шахматовы, Юматовы. Если не у всех, то у большинства из них могли быть отдельные стихи или рисунки поэта.

Не удивительно, что в годы гражданской войны, точнее, в 1919-м из Саратова в Москву был направлен целый вагон лермонтовских вещей, собранных из помещичьих имений как государственное достояние. Во время Великой Отечественной войны в городе Вольске Саратовской области объявился старинный альбом, листы из которого, чистые с обратной стороны, использовались как бумага, в частности для оформления стенных газет. Один из таких листов побывал в руках тогда еще школьника, затем научного работника краеведческого музея, а ныне преподавателя Саратовского университета Е.К. Максимова. Несколько лет назад он рассказал: “На обороте этого листа, форматом немногим больше современного писчего, было написано два четверостишия. Какие стихи? Не помню. А вот подпись помню хорошо — несколько вытянутая такая, разборчивая — “Лермонтов”.

А это означает, что надо продолжать поиск! И непременно откроются новые факты из жизни и творчества великого поэта.

Использованные материалы:

- Прокопенко Л. Саратовская тетрадь. - В кн.: Годы и люди. - Саратов: Приволжское книжное издательство, 1983.