География История Экономика Образование Культура Личности

Чернышевский Н.Г.


Николай Гаврилович Чернышевский родился 12(24) июля 1828 года и на другой день крещен в располагавшейся неподалеку от дома его родителей Сергиевской церкви. Отец его, Гаврила Иванович, был родом из села Чернышёва Чембарского уезда Пензенской губернии. Название села и послужило основой для фамилии Чернышевский. Женившись в 1818 году на старшей дочери саратовского священника Голубева, Гаврила Иванович наследовал его приход и стал священником Сергиевской церкви. Умный, тактичный, в высшей степени доброжелательный, Гаврила Иванович по праву занял в доме место главы семейства, приняв на себя заботы не только материальные, но и духовно-воспитательные. До наших дней сохранился в Саратове дом, построенный по проекту Г.И. Чернышевского, где с 1826 года жила семья Чернышевских и где появился на свет будущий властитель дум "молодой России". Сейчас в этом доме мемориальный музей великого деятеля демократического движения.

"Вдоль берега, версты две с половиной от мест, соседних с Соколовским оврагом, до другого, Ильинского оврага, - читаем у Н.Г. Чернышевского, - идет почти совершенно прямая улица. На плане, бывшем у моего батюшки, она называется Царицынскою. Почти на половине длины этой улицы стоит наша церковь, Сергиевская, и от нее средняя часть улицы всегда, а большей частью и вся улица называлась в мое время Сергиевскою. На этой улице, в нескольких десятках сажен от нашей церкви, книзу по течению Волги, стоит наш дом".

Первые детские впечатления будущего кумира революционно настроенной молодежи шестидесятых годов XIX столетия — “строгий и строго нравственный образ жизни” родителей и ближайших родственников Пыпиных; книги отцовской библиотеки, лучшей среди священников епархии, на языках древних (греческом, латинском, древнеславянском) и европейских (немецком, французском). Что же особенно врезалось в его память? Это семейное чтение религиозных “Великих Четий-Миней” о жизни святых; юродивый Антонушка, бедный чудак, проповедник идей душевного спасения и наказания несправедливых, гонимый и находивший сочувствие в бабушке Пелагее Ивановне Голубевой; впечатляющий рассказ взрослых о судьбе одаренного врача Яковлева, полюбившего крепостную и покончившего с собой после отказа помещика отдать ему ее в жены, и — по социальному контрасту — подробности из жизни любившего повеселиться губернатора А.Д. Панчулидзева, этого “Людовика XIV саратовской истории”, или толки о полицейском, долгое время тайно возглавлявшем местную банду грабителей; полная алогичности картина преследования несколькими булочниками-замухрышками большой толпы молодых, крепких мужчин, участников кулачных боев. Впечатления ранней юности позднее привели Н.Г. Чернышевского к серьезным размышлениям о взаимоотношениях власти и народа.

И Волга, синей свежестью охватывающая город и как бы продлевающая степные саратовские просторы. "Всё она и она перед глазами, - и не любуешься, а полюбишь. Славная река...". Она была “роднее всего, кроме своего двора, моему детству”, — утверждал Николай Гаврилович.

Первоначальное образование Николай Гаврилович получил дома под руководством отца. Благодаря ему, ко времени поступления в семинарию в 1842 году юноша имел серьёзные познания в латыни, греческом языке, математике, истории, географии и других предметах по курсу духовного училища. В частном пансионе Чернышевский обучался французскому языку. Немец-колонист Греф давал ему уроки немецкого языка, позднее Чернышевский изучил древнееврейский, арабский, персидский, татарский языки.

Наряду с общим образованием, отец закладывал в сыне и основы нравственного воспитания. "Честный человек всеми любим", "юным прилична скромность", - старательно выводил семилетний Николя. Кроме книг, в семье Чернышевских постоянно бытовали новые журналы. Отец выписывал популярные тогда "Отечественные записки", "Современник" и "Живописное обозрение". В "Отечественных записках" 40-х годов печатались статьи Белинского, Герцена (Искандера), являвшиеся для юноши той школой, которая формировала его общественное мировоззрение: "Из этого источника раньше я воспитывался".

Большое общеобразовательное значение в семье Чернышевских имело "Живописное обозрение", издававшееся в 30-40 годах в Москве. Журнал давал представление о последних достижениях науки, знакомил с великими созданиями русского искусства, архитектурой и живописью разных эпох и народов. Выписывались в семье и газеты. Четырнадцатилетний Чернышевский делал многочисленные выписки из "Саратовских губернских ведомостей".

В 1842 г. Чернышевский из духовного училища был переведен в духовную семинарию (ныне на этом здании по ул. Челюскинцев,12 имеется мемориальная доска).

С первых месяцев занятий в семинарии Чернышевский понял, что серьезного образования он здесь не получит. В письме от 3 февраля 1844 года своему родственнику Раеву, студенту Медико-хирургической академии в Петербурге, он сообщал: "Разумеется, скучно в семинарии .... Уж если разобраться только, то лучше всего не поступать бы никуда, прямо в университет... Дрязги семинарские превосходят все описание. Час от часу все хуже, глубже и пакостнее". Надеждам родителей и семинарского начальства на будущее "церковное светило" не суждено было сбыться. В 1845 году с их согласия Чернышевский подал прошение об увольнении из семинарии. На семейном совете решено было отправить Николая в далекий Петербург, так как университет считался лучшим "для службы". 18 мая 1846 года Н.Г. Чернышевский выехал в столицу.

С поступлением на историко-филологический факультет Петербургского университета начинается новый и очень важный период в жизни Н.Г. Чернышевского. В студенческие годы завершается сложный процесс формирования его мировоззрения. Но, живя в столице, Чернышевский не порывал связи с Саратовом. Известны его приезды в 1847 и в 1850 годах. После успешного окончания Петербургского университета Н.Г. Чернышевский 14 января 1851 года был направлен старшим учителем словесности в первую мужскую саратовскую гимназию с жалованьем 485 рублей 35 копеек в год. Приехал Чернышевский в родной город с высокими намерениями сделаться “новым Пигмалионом”, содействуя развитию юношей, душа которых, как писал он своему товарищу по университету литератору, поэту и переводчику М.И. Михайлову, еще не умерла и не окоченела.

Саратовская гимназия считалась одним из лучших учебных заведений в Казанском учебном округе. Её выпускники пользовались правом поступления в Казанский университет без экзаменов, и, тем не менее, она произвела на молодого учителя удручающее впечатление. В письме от 28 мая 1851 года Чернышевский писал Михайлову: "В Саратове я нашел ещё большую глушь, чем нашли Вы в Нижнем. Воспитанники в гимназии есть довольно развитые… Учителя - смех и грех, если смотреть с той точки зрения, с какой следует смотреть на людей, все-таки потершихся в университете, или позабыли все, кроме школьных своих тетрадок, или никогда и не имели понятий ни о чем".

Первые уроки Николая Гавриловича поразили учеников своей новизной и необычностью. Он заговорил с учениками на “вы” — невиданное по тем временам внимание к человеческому достоинству. "Гимназисты увидели, что новый учитель в своем преподавании не похож на других, все он делает по-своему, чего они до сих пор не видели и не слышали. Он не садится на учительское место, а ставит стул около учеников, об учебнике Кошанского, который всем опротивел, даже и не упомянул. Вместо него он стал читать ученикам произведения наших классиков: Жуковского, Лермонтова, Пушкина, о которых гимназисты совершенно не имели понятия, и критически разбирать их и, таким образом, открыл своим юным слушателям сокровищницу, из которой они могли бы черпать свое образование и развитие".

Мемуаристы рассказывают, что уроки Чернышевского проходили очень оживленно. На них обсуждались темы, связанные не только с историей и теорией литературы, но и с русской, а также всеобщей историей, причем от учеников требовались самостоятельные суждения по каждому вопросу. На его Чернышевского зазвучали страницы из произведений Гоголя, Салтыкова, Гончарова, Тургенева, Некрасова. Делались смелые комментарии к статьям “неистового Виссариона” и что особенно встревожило гимназического директора, к строкам запретного письма Белинского к Гоголю — манифеста антикрепостнической России, клеймившего рабство и призывавшего введение по возможности строгого исполнения “хотя тех законов, которые уже есть”.

Обнаруженная недавно в Казанском архиве "Программа риторики и теории прозы", автором которой явился Н.Г. Чернышевский, получила высокую оценку профессора Казанского университета К. Фойгта и была направлена в гимназии учебного округа. В сопроводительной записке попечителя округа говорилось: "Старший учитель Саратовской гимназии Чернышевский составил, сообразно новым учебникам для русской словесности, введенным в употребление в гимназии по распоряжению Министерства народного просвещения, программу риторики и теории прозы. Программа эта по надлежащем её рассмотрении, вследствие моего распоряжения, отпечатана в типографии Казанского университета и цену ей я положил по 2 копейки серебром за экземпляр".

Чернышевский воспитывал в своих юных слушателях идеалы добра, справедливости, гуманности, стремление к общественной деятельности, и, конечно, не случайно впоследствии многие его ученики стали видными деятелями общественного движения 60-х годов. Влияние Чернышевского на учеников и учителей было велико. Ко времени вступления Чернышевского в должность и в последующие месяцы состав преподавателей почти наполовину обновился. И.А. Воронов вспоминал, что ещё при Чернышевском "старики-педагоги, окостеневшие в невежественном понимании образовательного и воспитательного значения юношества, стали мало-помалу замещаться достойно, знающею и образованной молодежью, вполне способною исполнять тяжелую миссию просвещать молодое поколение".

В Саратов Чернышевский приехал с намерением не задерживаться здесь долго, а свой приезд оправдал необходимостью готовить магистерскую диссертацию. Уже в ноябре 1851 года он посылает профессору И.И. Срезневскому план своей работы над словарем к Ипатьевской летописи вместе с образцом этой работы (начало словаря). В сопроводительном письме Чернышевский писал, что собирается темой диссертации избрать "не самый язык летописи Ипатьевской, а разъяснение какой-нибудь стороны нашей истории или древностей материалами преимущественно филологическими". Именно свои научные занятия имел в виду Чернышевский, когда писал Михайлову, что он не ищет общества в Саратове, "... чем менее людей, тем менее развлечений, следовательно, тем скорее кончу свои дела, а, кончивши их, потащусь в Петербург".

Однако мемуарные источники говорят о другом. "Никогда он во всю свою жизнь не вел такой общественной жизни, как тогда, когда был учителем в Саратовской гимназии... Посещал Николай Гаврилович образованное семейство Ступиных, а также семейство председателя казенной палаты Кобылина, детям которого давал он уроки, бывал у советника казенной палаты Д. А. Горбунова, переводчика поэмы Мицкевича "Конрад Валленрод"... Вообще, он часто появлялся в обществе и везде, несмотря на неуклюжесть, был желанным и дорогим гостем, благодаря своему уму и высокому и обширному образованию, чем надолго оставил по себе воспоминание", - писал Ф.В. Духовников.

В дружеском окружении Николая Гавриловича тогда были историк Н.И. Костомаров, коллега по гимназии Е.А. Белов, поэтесса и собирательница фольклора А.Н. Пасхалова. В провинциальном Саратове пятидесятых годов они составляли кружок высокообразованных людей, увлеченных исторической и поэтической сторонами жизни народа, искренно работавших для просвещения и социальных улучшений.

С Н.И. Костомаровым Чернышевский был близок, несмотря на разницу во взглядах на многие вопросы общественной жизни. Костомарова раздражал материализм Чернышевского, последний же не скрывал своей иронии по поводу религиозных настроений либерального историка. Жаркие споры, вспоминал Белов, велись между ними, в частности, о Великой Французской революции. Однако это не мешало им регулярно встречаться в мезонине у Н.Г. Чернышевского, играть в шахматы, посещать концерты и общих знакомых. Но большую часть времени они проводили в разговорах. И все-таки близко с Костомаровым Чернышевский не сошелся, а последующие годы и вовсе развели их.

Особую симпатию питал Николай Гаврилович к А.Н. Пасхаловой, женщине, бросившей вызов морали провинциального общества и отвергнутой им. Широкообразованная и высококультурная женщина решилась на "предосудительный акт", разошлась официально с мужем-пьяницей. Чернышевский подолгу беседовал с ней о положении женщины в современном обществе, уверяя, что наступят времена, когда "будет не так". "Да будут ли эти времена? - Будут, - сказал я, и слезы выступили у меня от радостной мысли о том, что будет некогда на земле".

Мало кому из знакомых мог Чернышевский раскрыть свой образ мыслей. Оставаясь послушным и любящим сыном, он разошелся с родителями во взглядах, о чем свидетельствует запись в дневнике: "Я человек совершенно другого мира, чем они, и как странно было бы слушаться их относительно, например, политики или религии".

В феврале 1853 года он познакомился со старшей дочерью саратовского врача Васильевой Ольгой Сократовной. Историю отношений со своей будущей женой Н.Г. Чернышевский изложил в "Дневнике моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье".

Перед нами предстает образ человека чистого и честного, исключительно благородного в своей любви. Не одну бессонную ночь провел будущий революционер-демократ, решая вопрос, имеет ли он право связывать свою жизнь с другой: "У меня такой образ мыслей, что я должен с минуты на минуту ждать, что вот явятся жандармы, отвезут меня в Петербург и посадят меня в крепость. У нас скоро будет бунт, а если он будет, я буду непременно участвовать в нем...

Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня". Своей невесте он признается, что говорит в классе "такие вещи, которые пахнут каторгою".

Семейные устои Васильевых отличались демократичностью, сам Сократ Евгеньевич, по воспоминаниям современников, был "замечательно добрый и феноменально-бескорыстный человек и прекрасный доктор". Несмотря на то, что он имел большую практику, достаток в семье был ограниченным. Разночинский характер семьи, естественно, накладывал отпечаток на её членов. Ольга Сократовна была среди знакомых "демократов", её решительность и жизнерадостность нравились Чернышевскому, именно такой представлялась ему спутница жизни. "У нее именно такой характер, какой нужен для моего счастья и радости. Это одна из главнейших причин, по которой я хочу иметь своею женою именно ее". Ольга Сократовна без колебаний приняла предложение Чернышевского стать его женой. Венчание состоялось 29 апреля 1853 года в Сергиевской церкви. Радостному событию предшествовало печальное. 19 апреля скончалась мать Чернышевского Евгения Егоровна. После ее смерти у Н.Г. Чернышевского не было особых причин оставаться в Саратове. В гимназии над головой "опасного" учителя собирались тучи. Растущие в стране крестьянские волнения подтверждали мысль о неизбежности перемен. Н.Г. Чернышевский решает переехать в столицу, где было больше возможности для занятий научной и общественно-литературной деятельностью. В начале мая Чернышевские отправляются в Петербург.

Трудно переоценить влияние Чернышевского на общественную жизнь Саратова. Не случайно в последующие годы за саратовской гимназией укрепилась репутация "неблагонадежной". Чиновники из Министерства народного просвещения раньше, чем кто бы то ни было, разгадали, какую опасность таил в себе молодой учитель. Попечитель Казанского учебного округа Шестаков впоследствии доносил, что "в гимназии Чернышевский занимался не столько уроками по своему предмету, сколько пропагандой зловредных идей".

Показателен тот факт, что дело Каракозова, покушавшегося на царя, также связали с Чернышевским. Дмитрий Каракозов был воспитанником саратовской гимназии, и, естественно, известие о покушении вызвало переполох среди преподавателей, опасавшихся, что придется нести ответственность за воспитание Каракозова. Однако во время следствия выяснилось, что в бытность Чернышевского в гимназии Каракозов учился в I классе. Вскоре после Каракозовского дела в Саратов приехал министр народного просвещения граф Д.А. Толстой. В речи перед учителями, не называя имени Чернышевского, он прямо обвинял его в распространении "разрушительных идей, последствием коих, как теперь сказывается на опыте, было умственное и нравственное развращение некоторых людей, сделавшихся несчастною жертвою этой пропаганды".

Вероятно, министр имел в виду студентов Казанского университета, воспитанников саратовской гимназии, сыгравших видную роль в общественном движении 60-х годов: И. Умнова, П. Пескова, С. Клауса и др. В Москве саратовцы Ю. Мосолов, В. Попов, Н. Шатилов, Н. Волосатов организовали нелегальную организацию, существовавшую под названием "Библиотека казанских студентов". Выпускники саратовской гимназии и в Москве находились в авангарде студенческого движения. Связи Чернышевского со многими учениками прослеживаются документально. Установлено, что в нелегальных кружках, антиправительственных организациях и тайном обществе "Земля и воля" участвовало около 30 воспитанников Чернышевского.

Таким образом, посеянные великим революционером-демократом семена свободомыслия в умы и сердца "молодого поколения" дали свои всходы.

…Уезжая из Саратова в Петербург, Чернышевский еще не знал, какое бурное десятилетие ожидает его впереди. Пройдет совсем мало времени, и его как талантливого публициста, авторитетного литературного критика, философа и социолога, глубокого экономиста, узнает вся Россия, и он станет идейным руководителем целого поколения людей, вошедших в историю общественной мысли под именем “шестидесятников ”.

Из Петербурга Чернышевский часто шлет письма в Саратов. В одном из них читаем: “...Как и всегда, как и каждый час, я буду мыслями в Саратове, которого, можно сказать, никогда не оставляли они — разве только в минуты сна без сновидений”.

Статьями Чернышевского зачитывается молодежь. “Репутация его растет не по дням, а по часам — ход ее напоминает Белинского, только в больших размерах”, — писал Некрасов Добролюбову в 1861 году. С непримиримой решительностью Чернышевский обрушился на половинчатость проводимых правительством Александра II реформ. Особенно резко он выступил с критикой действий правительства в “Письмах без адреса”, запрещенных цензурой в 1862 году. Содержание крепостного вопроса Чернышевский поставил в связь с общими принципами, составлявшими сущность самодержавного государственного устройства в России. Без вовлечения народа в реформы, по мнению публициста, не могло быть и речи о прогрессивных преобразованиях. Чернышевский объяснял основные причины неудачи реформы тем, что Александр II отменил крепостное право “силою старого порядка”, при помощи старой бюрократии, не заинтересованной в общественной пользе.

Подогреваемые демократической журналистикой забурлили политические страсти. Резкая критика действий правительства и царя сделала имя Чернышевского символом надвигавшейся революции. Захваченная полицией анонимная прокламация “Барским крестьянам от их доброжелателей поклон”, где содержались призывы собирать силы для будущих выступлений, послужили поводом для ареста публициста. В июле 1862 года Чернышевский оказался в Петропавловской крепости.

В ожидании суда Николай Гаврилович вспоминал и делал записи о своем детстве, о родном городе: “Горы огибают Волгу полукругом, Саратов лежит в этом амфитеатре на предгорьи северной стороны; местность живописна. Соколова гора, - так называется та часть стены амфитеатра, к которой прилегает Саратов, — видна со всех улиц города. Она подходит полною своею высотою к самому берегу реки, — отвесным обрывом... Противоположный конец амфитеатра синеет далеко мысом, врезывающимся в Волгу... Амфитеатр гор прекрасен... Множество лощин, буераков, — и диких, и светлых, веселых, — иные из них прелестны... В очень многих лощинах и ущельях гор — сады; и по предгорью внутри амфитеатра много садов... Верстах в 3-4 от берега Соколова гора спускается в глубину амфитеатра довольно отлого, весенняя вода с северного края амфитеатра, нашедши небольшой перегиб в отлогости спуска, обратила его в глубокий овраг... Вдоль оврага подъем от берега в глубину амфитеатра ровный, пологий; но дальше к югу предгорье падает к берегу террасою; между террасою и берегом весенней воды идет полоса с полверсты шириною. Эта прибрежная полоса, крутой спуск террасы, вся терраса заняты городом; еще дальше вниз по Волге, к югу, терраса опять незаметно переходит в дно амфитеатра, — зато само дно поднимается довольно высоким берегом, — и это все застроено, отчасти уж на моих глазах; еще дальше начинаются поемные луга, с небольшими озерами или большими плоскими блюдечками воды, остающимися от разлива”. Эти описания до сих пор остаются одними из самых поэтичных.

В тюремной камере Чернышевский написал выдающийся роман “Что делать?”, где создал идеал социалистического устройства общества, нарисовал привлекательные образы “новых людей”, противостоящих пошлости и отсталости современной жизни. Роман этот просочился на волю, взбудоражив все слои общества и принеся автору литературную славу.

Попытки властей связать имя Чернышевского с анонимной прокламацией и тем самым придать следствию и суду над ним вид законности оказались несостоятельными. Фальсификация и подтасовки в его деле были известны уже современникам, а ныне доказаны документально. Тем не менее, в 1864 году Чернышевский был осужден на бессрочную ссылку с лишением всех прав и имущества, затем подвергнут публичному оскорблению — “гражданской казни”.

Призывал ли писатель народ “к топору” на самом деле? Привычно отвечать на этот вопрос утвердительно. Действительно, Николай Гаврилович в “Письмах без адреса” открыто предупреждал Александра II об “ожидаемой развязке” — революции. Но при этом говорил: “Не вы один, а также и мы желали бы избежать ее”. Чернышевский предвидел, что справедливо негодующий народ, не удовлетворенный начавшейся крестьянской реформой, в своей слепой ненависти “не пощадит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничтожать всю нашу цивилизацию”. Убежденный демократ и социалист не мог призывать к кровавой анархии, а лишь прозорливо предвидел такую развязку...

Почти двадцать лет провел Николай Гаврилович в сибирской ссылке. Письма от него к родным поступали нечасто. Они были адресованы жене, сыновьям Саше и Мише, двоюродному брату Александру Пыпину. В этих длинных, наполненных сибирским одиночеством письмах, содержится множество неспешных строк-воспоминаний о родном городе и дорогих его памяти людях.

Только в августе 1883 года Чернышевскому разрешили переехать в Европейскую Россию - поначалу в Астрахань. В этот период времени Николай Гаврилович занимался переводом с немецкого языка многотомной "Всеобщей истории" Г. Вебера. Эта работа стала основным источником средств воссоединившейся семьи. Благодаря хлопотам А.Н. Пыпина и А.В. Захарьина издать "Всеобщую историю" Георга Вебера под псевдонимом Андреев взял на себя московский книгоиздатель К.Т. Солдатенков. Наряду с переводом Вебера Николай Гаврилович занимался и материалами о Н.А. Добролюбове, которые были собраны им еще в 1862 году. Арест, а затем каторга и ссылка в Сибирь надолго прервали этот труд - до 1887 года. Чернышевский сумел привести в порядок все его Добродюбова и успел подготовить к печати объемистый том "Материалов для биографии Н.А. Добролюбова", которые увидели свет уже после смерти автора, в 1890 году. В это же время Николай Гаврилович задумал создать русский энциклопедический словарь (по типу энциклопедии Брокгауза и Эфрона), содержащий популярные сведения по разнообразным областям знания, написать книги для детей - по политической экономии и истории. "Он хотел назвать их книгами для детей, но мечтал, собственно говоря, создать книги для народа", - вспоминал присяжный поверенный А.А. Токарский.

27 июня 1889 года после долгой разлуки Чернышевский вернулся в родной город. Дом Чернышевских в это время сдавался в аренду, и Ольга Сократовна решила снять квартиру в небольшом двухэтажном домике почтового чиновника А.М. Никольского напротив городского сада Липки. Николай Гаврилович был доволен ее выбором: здесь его не беспокоил уличный шум и он мог заниматься литературной деятельностью. По воспоминаниям секретаря Чернышевского Константина Михайловича Федорова "… Николай Гаврилович вел такую же замкнутую жизнь, как и в Астрахани. Человек кабинетного труда, не знавший отдыха, он жил только своими книгами, целыми днями и ночами просиживал над переводом многотомной "Всеобщей истории", "Материалами для биографии Добролюбова" и другими работами".

Н.Г. Чернышевский прожил в Саратове только четыре месяца. На его здоровье не могли не сказаться резкая перемена климата и напряженная работа. Уже в августе 1889 года появляются первые признаки болезни. В это время у Чернышевских гостил их сын Михаил Николаевич с женой Еленой Матвеевной. Накануне их отъезда у Николая Гавриловича начался приступ лихорадки. К.М. Федоров вспоминал: "Николай Гаврилович прилег на диван, его сильно знобило, и, как бы извиняясь за свою болезнь, он стал объяснять причину. Объяснил он эту причину желудком, что явилось следствием его плохого питания в Сибири, где он питался исключительно кашицей и редко молоком". Лечиться Чернышевский не любил, полагаясь на свой крепкий организм, и обходился домашними средствами.

Чернышевский намеревался написать биографическую монографию о Добролюбове, издать свое собрание сочинений, подготовить издание сочинений А.Я. Панаевой, составить обзор литературного движения 1870-х годов, но не успел. В августе 1889 года произошла встреча Н.Г. Чернышевского с писателем В.Г. Короленко. "Не думал я, обнимая его на прощание, - писал Короленко, - что вижусь с ним в последний раз". Последней его работой был начатый (всего на две страницы) очерк "Сочетание оптимизма и пессимизма в зоологии". Статья эта предназначалась для "Русских ведомостей".

В сентябре 1889 года Николай Гаврилович Чернышевский ощутил упадок сил, стал жаловаться на головные боли, принимал хину для предупреждения лихорадки, которой заболел еще в Астрахани. 14 октября произошел роковой приступ болезни, а 17 (29) октября 1889 года он скончался.

Хотя о смерти Чернышевского было запрещено сообщать, весть эта разнеслась по России. Семья покойного получила множество телеграмм и писем с выражением соболезнования об утрате. Жене Чернышевского писали в скорбные дни: “Вы похоронили то, что было смертного в Николае Гавриловиче, но слава его не умрет, пока живы в русском обществе любовь к народу и стремление к справедливости, пока не угасла в нем вера в лучшие идеалы человечества”.

В 1939 году на его могиле был воздвигнут памятник-арка. Внутри арки на белой плите выбиты слова: "Я хорошо служил своей Родине и имею право на признательность ее". В 1953 году, к 125-летней годовщине со дня рождения Чернышевского, на площади его имени был открыт памятник, созданный известным скульптором А.П. Кибальниковым.

“Нравственное качество его души было испытано великим испытанием и оказалось полновесным, — отозвался о Чернышевском далекий от его воззрений религиозный мыслитель и поэт Владимир Соловьев. — Над развалинами беспощадно разбитого существования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого и справедливого человека”

Использованные материалы:
- Демченко А. "Грустный и благородный образ". - Памятники Отечества: Сердце Поволжья. - М.: Памятники Отечества, 1998.