Вавилов Н.И.

Мы бессмертны, пока нас помнят… Мучительно тягучие десятилетия народного беспамятства, угнетенного молчания и страха: "Вавилов? Какой Вавилов? Президент Академии наук? Нет? Его брат Николай?" – и боязливый отвод глаз… И потом, после 1955-го, когда реабилитировали, и еще через двадцать: "Какой Вавилов?" И только к 100-летию его, в 1987 году, когда весь мир – по решению ЮНЕСКО – торжественно и скорбно отмечал этот юбилей, - книги, воспоминания, фильмы, конференции. Николай Иванович Вавилов прожил немногим более 55 лет. Но, обладая неиссякаемой энергией и большой работоспособностью, за свою относительно недолгую жизнь он успел сделать удивительно много: прошел по дорогам и бездорожью пяти континентов, сформулировал крупные научные обобщения в области генетики и эволюционного учения, написал более 10 книг, провел гигантскую организационную работу по созданию стройной системы сельскохозяйственных учреждений в нашей стране. Судьбе было угодно, чтобы его жизненный путь оборвался там, где блистательно началось стремительное восхождение к вершинам науки и мировой славы.

Три главных города было в жизни Николая Ивановича Вавилова до 30 лет – Москва, где родился, вырос, получил образование; Петербург, где 20 лет стоял во главе сельскохозяйственной науки страны; и провинциальный город Саратов – около пяти лет жизни…

Лето 1917 года. Николая Вавилова, выпускника Московского сельскохозяйственного института, оставленного при кафедре Д. Прянишникова "для подготовки к профессорскому званию", прошедшего научную стажировку в лучших лабораториях Европы, начавшего собственные огромные исследования, автора 13 печатных работ, приглашали на службу сразу два провинциальных города: Воронеж, где сельскохозяйственный институт предлагал ему место адъюнкт-профессора и кафедру, и Саратов – на куда более скромную должность преподавателя Сельскохозяйственных курсов, открытых в 1913 году. Он сделал свой выбор в пользу Саратова и написал об этом директору Курсов Б.Х. Медведеву, сообщив, что 6-7 июля предполагает быть в Саратове.

Июль — какой-то особый месяц в жизни Николая Ивановича Вавилова. 1 июля 1917 года он выбрал Саратов как место будущей работы. 1 июля 1918 года он был официально утвержден профессором, заведующим кафедры частного земледелия и селекции Саратовского сельскохозяйственного института (бывшие Курсы). 1 июля 1919 года к нему в аспирантуру поступает Елена Ивановна Барулина, будущая его жена. 9 июля 1941 года ему, узнику Бутырской тюрьмы, объявляют приговор “за измену Родине и шпионаж”: смертная казнь через расстрел. 4 июля 1942 года, томясь в камере смертников саратовской тюрьмы, он узнает о замене расстрела двадцатью годами лагерей (к этому времени он просидел в тюрьме почти два года, а жить ему оставалось семь с половиной месяцев)...

Но вернемся назад. 27 сентября 1917 года молодой преподаватель, недавно приехавший из центра, читает свою первую вступительную лекцию. Он придавал большое значение этой лекции и называл не иначе как “кредо агронома-ботаника”. Даже спустя полстолетия саратовцы, слушавшие тогда Вавилова, с восхищением вспоминали об этом.

В лекции “Современные задачи сельскохозяйственного растениеводства” молодой Николай Вавилов развивал перед слушателями совершенно, казалось бы, невероятную по грандиозности идею — собрать все существующие в мире сорта главных полевых растений, описать их, создать из этих природных богатств хранилище (не гербарий, а живую коллекцию). Сформулированная им первоочередная задача сельскохозяйственного растениеводства просто ошеломила. Даже “король ботаников” Карл Линней, создавший лучший в мире гербарий, сумел охватить изучением лишь небольшую часть растительного богатства земного шара.

Через месяц, 25 октября, в жизни Николая Ивановича произошел неожиданный поворот. Все началось с письма. Оно пришло из Петербурга от известного ботаника Роберта Эдуардовича Регеля, заведующего Отделом прикладной ботаники. Маститый ученый предлагал Вавилову пост своего помощника. Николай Иванович согласился и немедля приступил к организации отделений и филиалов Отдела прикладной ботаники. Он подыскивает сотрудников в Саратовское, Воронежское, Туркестанское, Московское отделения. Устраивает им оклады, квартиры (а сам живет в это время в рабочем кабинете), определяет направление и объем их производственной деятельности, ведет финансовый учет, изыскивает средства на проведение полевых и лабораторных работ, добывает необходимый инструментарий (микроскопы, бинокуляры, пробирки и прочее), следит за научной документацией, помогает устраивать быт работникам, ведет интенсивную переписку с заведующими отделениями, совмещая все это с оборудованием кабинета, лаборатории в институте, где тоже начал все с нуля. В настощее время в кабинете Н.И. Вавилова работает музей.

Через два года не стало Р.Э. Регеля, основателя и бессменного руководителя Отдела прикладной ботаники. Вавилову пришлось принять на себя руководство всей работой. Николай Иванович поехал в Петербург, чтобы принять дела, и застал ужасную картину разрухи, по словам одного из современников, “царство начавшегося тления, грозившего уничтожить долголетнюю творческую работу многих предшествующих лет”. О чем думал молодой руководитель, стоя в промерзшем и безжизненном кабинете своего предшественника, мы знаем из его писем в Саратов: он думал о людях, которым он станет отныне опорой и поддержкой. Конечно, он не знал, что именно в январе — через 23 года — остановится и его сердце, а спустя восемь лет, почти день в день, — и его младшего брата Сергея. И что его смерть из них троих будет самой мучительной: не от тифа, как у Регеля, и не от инфаркта, как у Сергея, а от остановки сердца вследствие истощения организма — на тюремной больничной койке. Или было предчувствие? “Ряды русских ученых редеют день за днем, — писал он по поводу смерти Регеля, — и жутко становится за судьбу отечественной науки, ибо много званных, но мало избранных”.

Отдел прикладной ботаники под руководством Н.И. Вавилова очень скоро превратился в процветающее научное учреждение мирового уровня, где работало свыше тысячи сотрудников, среди них были ученые, равных которым не было во всем мире. И очень многие из них тоже, как Николай Иванович, погибли в ГУЛАГе...

Но вернемся к 1918 году. Одним из мотивов, заставивших Вавилова сделать выбор в пользу этого города, было завершение многолетней работы по исследованию иммунитета у растений.

Первый в мире исследователь иммунитета И.И. Мечников доказал, что человеческий организм под неоднократным воздействием на него одного и того же микроба вырабатывает невосприимчивость к болезни, вызванной именно этим возбудителем. А нельзя ли создать искусственный иммунитет к заболеваниям у растений? Вавилов стал первым русским ученым, который взялся за теоретическую и практическую реализацию идей Мечникова в мире растений. Задача - колоссальна, ее решение - открытие мировой значимости. Именно на саратовские годы падает первая попытка обобщения упорных поисков в этом направлении. К лету 1917 года Вавилов заканчивал исследования, проведенные в громадном масштабе. Многое уже было уяснено, результаты отдельных опытов формулировались в готовые строчки будущей монографии. Но до завершения работы еще было далеко. Поэтому с мая по август особенно интенсивно ведутся опыты с различными растениями: пшеницами, рожью, овсами, льном и другими. Главное - пшеница.

Еще в 1911 году в начале работы над иммунитетом молодой ботаник начал поиски пшеницы, которая не заражалась бы мучнистой росой - типичной болезнью, поражающей листья растений. И среди сотен сортов озимой и яровой пшеницы найдена одна скороспелая яровая, устойчивая к этой болезни. Невосприимчивой к ней оказалась и знаменитая персидская пшеница, которую Вавилов особо выделил за исключительную засухоустойчивость. Ради почти ее одной он совершил полное опасностей и приключений путешествие в Персию. И не напрасно. При глубоком изучении этого сорта открылась его редкая жизнестойкость. Даже гибриды персидской пшеницы с другими сортами, подверженными мучнистой росе, почти все оказались иммунными к этой болезни. Невосприимчивой оказалась она и к другой распространенной болезни злаков - ржавчине. Генетические исследования "персиянки" полностью подтвердили ее особое положение в систематике пшениц. Сто шестьдесят сортов озимой и яровой пшеницы, многочисленные сорта овса, проса, ячменя исследовались Вавиловым перед отъездом в Саратов. Различные сорта овса пробуются на иммунность к корончатой, бурой и желтой ржавчинам, к мучнистой росе. За 6 лет изучено 400 сортов овса, собранных Вавиловым же в разных районах России и Западной Европы; 10 из них оказались, по характеристике Вавилова, "весьма устойчивыми" к листовой корончатой ржавчине. Важное для земледельцев открытие.

Полученного материала оказалось достаточно для подытоживания работы по иммунитету. Наблюдения по групповому иммунитету дали и вовсе неожиданный результат. Оказалось, что среди сортов и видов пшеницы групповой иммунитет распространен весьма широко. Многие из пшениц одновременно устойчивы к различным видам ржавчины, головни, к мучнистой росе. Теперь Вавилов смог утверждать, что групповой иммунитет "должен быть поставлен в основу селекционной работы на устойчивость к заболеваниям".

Осенью 1918 года Вавилов закончил работу по иммунитету растений. Пока исследована одна часть проблемы - способность растений бороться с инфекционными заболеваниями, вызываемыми паразитическими грибами и бактериями. Болезни растений, происходящие от насекомых или других причин, ученый не рассматривал. В основу книги легли результаты неисчислимого множества опытов и наблюдений, проделанных автором в различных лабораториях и участках России, Франции, Англии. И ни одну из этих лабораторий, ни одного человека, который так или иначе содействовал выполнению этой работы, не забыл Николай Иванович, отметил и поблагодарил в "Предисловии" к книге.

“Закончена работа в Саратове”, — эти строки из предисловия просто и вместе с тем значительно определяют роль Саратова в творческой истории книги. 13 ноября 1918 года монография была издана в Москве. Инициатором ее опубликования в “Известиях Петровской сельскохозяйственной академии” выступил Д.Н. Прянишников. В условиях гражданской войны, интервенции, надвигающегося голода печатание книги стоило огромных усилий и средств, и все же совет Академии ввиду особой ценности исследования постановил издать ее. “Работа печаталась в самых тяжелых условиях разрухи печатного дела, - писал Вавилов, - временами казалось, что, несмотря на все усилия, печатание не будет доведено до конца. Поэтому да не посетует читатель на многие упущения во внешности этого издания, которые известны и автору”. Книга вышла в свет в начале 1919 года с надписью: “Посвящается памяти великого исследователя иммунитета Ильи Ильича Мечникова”.

Интерес к иммунитету не был лишь эпизодом в биографии Вавилова. Этой сложной научной проблемой он занимался всю жизнь. Позже он опубликует “Учение об иммунитете растений к инфекционным заболеваниям” (1935), а 26 февраля 1940 года выступит на заседании Биологического отделения Академии наук СССР с докладом “Законы естественного иммунитета растений к инфекционным заболеваниям (ключи к нахождению иммунных форм)”. С появлением “Иммунитета растений к инфекционным заболеваниям”30-летний ученый был признан основоположником учения об иммунитете растений, первым и единственным творцом теории, которую в современной биологии называют “теорией генотипического иммунитета” и которая широко используется в фитопатологии, селекции и систематике растений.

1919 год — год интенсивнейших учебных, педагогических и общественных дел Н.И. Вавилова. Будучи профессором агрономического факультета университета (Высшие сельскохозяйственные курсы, в мае 1918 года преобразованные в институт, через 3 месяца присоединились к Саратовскому университету в качестве агрономического факультета), Вавилов ведет лекционные, семинарские, практические занятия. При предельной нагрузке профессора университета по существующим нормам в 6 лекционных часов в неделю, на агрофаке — 4 часа, он ведет более 20 часов.

Получив кафедру, Николай Иванович предпринимает решительные меры для укрепления ее высококвалифицированными специалистами, приглашая известных ему ученых из Москвы, Петербурга и других мест. В это время с ним работают Е.А. Столетова, Е.Ф. Пальмова, Е.В. Эллади, Г.М. Попова, К.М. Чинго-Чингас, А.А. Орлов, и другие. Всего на кафедре Вавилова работали 57 человек. Двадцать семь он взял с собой, когда переехал в Петербург, многих в годы репрессий пытался спасти. Не всегда ему это удавалось (погиб, например, А.А. Орлов). Уцелевшие же оставили воспоминания о своем коллеге и руководителе, где главное было удивление мощью его доброй энергии, направленной на службу людям. В лаборатории, на делянке, в аудитории, на опытной станции, в университете, в областном комитете по опытному делу, в различных комиссиях, в отделениях Географического и Ботанического обществ, которые сам и создал, в типографии, где следил за прохождением рукописей в печать - всюду он успевал, спрессовывая время, чтобы в глубокой ночи, когда шумная суета дня уступала место тишине, сосредоточиться над недописанной страницей.

И все-таки, несмотря на громадную занятость, главным событием личной жизни стал приезд в Саратов его семьи. Время для переезда было малоподходящим. В 1919 году Саратов жил по законам осадного времени. Болезни (холера, тиф, дизентерия), голод (100 граммов хлеба в день стало нормой), холод (дрова отпускали по поленьям), набеги на поезда бандитов... Но Николай Иванович все обдумал. Добился, во-первых, квартиры — в одноэтажном флигеле во дворе институтского здания. Заранее запасся нужными документами. Сохранился, например, такой:

В начале марта жена Николая Ивановича с сыном Олегом прибыли в Саратов. Он очень любил Олега и часто брал его с собой на работу. В.Н. Мамонтова, Герой Социалистического Труда и лауреат Ленинской премии, рассказывала, что Николай Иванович приходил на опытную станцию с маленьким сыном. Она живо помнила спокойного крупноголового упитанного малыша, которого отец держал всегда как-то необычно: почти вертикально под мышкой, голова его была на уровне груди Николая Ивановича, а крепкие толстые ножки болтались сзади. Обоим, видимо, было так удобно, о чем красноречиво говорил их неизменно довольный и веселый вид. (В 1947 году Олег Николаевич Вавилов, талантливый физик, опытный альпинист, погиб в горах Кавказа.)

1920 год — пик саратовской жизни Н.И. Вавилова. Первую половину года он занимается подготовкой к Третьему селекционному съезду как ученый и как председатель оргкомитета. Съезд открылся 4 июня в самой большой аудитории университета (у входа в нее там сейчас мемориальная доска), которая не вместила всех желающих: одних участников было около двухсот человек. Места не оставалось даже в проходах и на балконах. Жаждали услышать новое, необычное.

И это ожидание оправдалось. Первые же доклады вызвали живейший интерес. Но самым ярким было выступление Вавилова о законе гомологических рядов. Первые мгновения после последних слов докладчика никто не осмелился нарушить тишину. А потом долго, неистово аплодировали. Профессор В.Р. Заленский первый произнес слова, которые затем повторяли бесчисленное число раз:

После съезда Вавилов занят печатанием материалов съезда и своего доклада. В сложных условиях гражданской войны только благодаря его неутомимости “Труды III Всероссийского селекционного съезда” увидели свет. Вышел отдельным изданием и “Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости” на 16 страничках серой бумаги — открытие, которое явилось новым вкладом в учение Дарвина о происхождении видов и имело общенаучное значение! Закон гомологических рядов позволил систематизировать разные факты в области изменчивости и предсказать возможность нахождения новых форм растений. Имея в виду закон гомологических рядов, один из выдающихся сельскохозяйственных деятелей Н.М. Тулайков, сказал проникновенные слова:

Н.И. Вавилов успел сделать многое, живя в Саратове. Например, он организовал экспедицию по Нижней Волге с целью изучения культурной флоры. На ее материалах спустя два года он выпустил монографию “Полевые культуры Юго-Востока” с посвящением: “Солнечному, знойному, суровому краю, настоящей и будущей агрономии Юго-Востока, как дань за несколько лет приюта и гостеприимства посвящает этот очерк автор”.

Не каждому ученому случается выполнить за всю творческую жизнь такую широкую программу исследований, какую осуществил Вавилов за три с половиной саратовских года. И тем более не каждому удается сделать открытие, по значению равное вавиловскому иммунитету или закону гомологических рядов. А гений Вавилова раскрывает еще одну вековечную тайну биологии, над которой десятилетиями бились поколения открывателей. Даже великие не сумели до конца постичь ее. Это - теория центров происхождения культурных растений.

Над проблемой родины различных культур Николай Иванович задумывался с первых самостоятельных шагов в науке. В 1917 году, свидетельствуют современники, он впервые высказал мысль о существовании на Земле центров формообразования культурных растений. Эта идея сводилась к тому, что должны существовать на Земле места, где произрастает наибольшее число разновидностей и форм данного растения, например определенного вида пшеницы. Подобно тому как русские деревни с фамильными названиями - родина Ивановых, Петровых, Федоровых, так и эти местности на земном шаре - родина формообразования, а значит, и происхождения сельскохозяйственного растения. В саратовские годы Вавилова происходит теоретическая достройка идеи. Какое значение имеет не отпускающая мысли Вавилова теория? Величайшее - и научное, и практическое: собранные в одном месте многие разновидности позволяют полно изучить их и найти среди них лучшие, выгоднейшие в хозяйственном отношении, например засухоустойчивые, не поддающиеся болезням.

В Саратове Николаем Ивановичем были написаны сотни страниц научного текста, сотни писем, обращений в самые разные инстанции по делам науки. По словам академика П.М. Жуковского, "в саратовский период, хотя он был коротким, взошла звезда Н.И. Вавилова-ученого".

Когда уехал Вавилов из Саратова? Самые точные сведения дают архивные источники: Николай Иванович в последний раз расписался в ведомости на зарплату 4 марта 1921 года - за вторую половину февраля. Рядом с его подписью пометка: “Исключить с 1 марта 1921 г.”. Следовательно, отъезд его состоялся не ранее 4 марта. К этому дню все уже было упаковано: личная библиотека Николая Ивановича, научные пособия, таблицы, коллекции снопов, колосьев, семян, гербарии. Некоторые сотрудники кафедры высказали желание не расставаться с ним. Пока шли приготовления, с волнением ждали его решения. Это нетерпение и страстное желание уехать вместе с профессором в Петроград осталось у многих саратовцев в памяти... Все, кого Вавилов взял с собой, были необыкновенно горды и полны лучших надежд на будущее: лаборант Е.Н. Синская, помощник препаратора Е.М. Покровская, лаборант А.А. Орлов, практикант Н.Ф. Алексеенко, техник В.К. Омельченко, практикантки В.Ф. Горюхина, А.Ф. Елабужская, Г.П. Николенко, М. Никитина, К.Г. Прозорова - 10 человек. Против этих фамилий в ведомости та же отметка: “Исключить с 1 марта 1921 г.”.

По случаю отъезда Николая Ивановича на факультете устроили прощальный ужин. В бывшем кабинете частного земледелия - теперь полупустом, с голыми стендами и стенами - составили буквой “Т” столы, постелили белую бумагу, немудряще накрыли стол, посадили виновника торжества в центре. Пили морковный чай и говорили теплые прочувствованные слова. До боли остро все ощутили вдруг тяжесть расставания. Сфотографировались. Лица серьезны, задумчивы. В.Р. Заленский закончил речь пословицей: “Большому кораблю - большое плавание”. Даже первокурсники знали, что из Саратова уезжал выдающийся ученый

Николай Иванович уехал вместе с первой группой сотрудников. Ехали в теплушке товарного поезда, но настроение у сопровождавших Вавилова было приподнятое, бодрое.

Но саратовский период жизни Николая Ивановича Вавилова - это не только его триумф, как ученого, но и два последних, очень тяжелых года его жизни. В 1940 году он был арестован.

...И вот последнее письмо ученого из Саратова, написанное в 1942 году: