Голицын А.Б.

Голицын А.Б.

Александр Борисович Голицын был чрезвычайно честолюбив и сравнительно молод: ему только-только исполнилось 34 года — губернаторы такого возраста встречались редко. По приезде к месту назначения разместился князь в загородном доме бывшего губернатора, соблаговолив принять приглашение всегда любезного Алексея Давыдовича и сочтя его за ровню себе. Но образ жизни нового губернатора был резко отличен от хлебосольного и радушного Панчулидзева — Александр Борисович имел небольшое число прислуги, только две тройки лошадей, и разъезжал не в карете, а в открытом экипаже, без казака и жандарма. Женат он был на дочери министра внутренних дел, бывшего саратовского губернатора Ланского — Анне Васильевне, которая в Саратове жила мало, больше пребывая в Петербурге.

Современник пишет о Голицыне, что он был “человек ещё молодых лет, весьма приятной наружности, гордонадменный и влатолюбивый. К нему был весьма затруднён доступ”.

Конечно же, при вступлении сиятельного князя в управление губернией, он пришёл в сильное негодование после осмотра корпуса присутственных мест, губернского правления и канцелярии от плачевного их физического состояния и заведённых порядков (а точнее — беспорядков). В скором же времени новый губернатор добился от казны нужных ассигнований на внутреннюю перестройку и на меблирование помещений. В канцелярии появились столы, шкафы, стулья. На шкафах были надписи, столы покрыты зелёным сукном. Для чиновников были пошиты форменные сюртуки (за собственный их счёт), и впредь никто не мог являться к должности не в форме, исключая служащих, приближённых к особе губернатора, кои носили преимущественно вольный наряд. Губернское правление и канцелярия приняли вид министерств – со швейцаром при входе, парадной лестницей с ковром, чистыми комнатами и коридорами. Бумага на производство дел шла лучшая - с печатными уголками. Дела вкладывались в папки, украшенные гравюрами...

Многих бывших нерадивых “панчулидзевских” чиновников Голицын отстранил от службы за их леностью и даже предал суду, подобрав новых работников — более образованных, более приятных внешне; им губернатор не скупился повышать жалованье и продвигал по службе, если они обнаруживали толковость и добросовестность. Несколько молодых людей он выписал из Петербурга; они были у него в особом приближении, и их советы он иногда - принимал.

Вообще, по-видимому, администратор князь Голицын был неплохой. Чрезвычайно строгий и настойчивый, он требовал беспрекословного исполнения своих распоряжений и приказаний, иногда, впрочем, явно перегибая палку и поступая с иными служащими “испорченной нравственности” просто деспотически — они не вылезали с гауптвахты и из-под ареста. Строго преследовал князь и взяточничество среди начальствующих лиц. И надо отдать должное его усилиям: губернское правление при нем обрело приличный вид, и эффективность его работы значительно повысилась.

Но личность князя встречала неприятие со стороны большинства сослуживцев и знакомых. В большой статье о губернаторе Голицыне местного краеведа В. Юрьева (Саратовский дневник № 184, 1902 г.) говорится:

“Совершенная противоположность своему предшественнику Панчулидзеву, ласково-вежливое обращение которого подкупало всех и каждого, который, к тому же, любил угощать у себя, попить, поесть, поплясать, охотно побалагурить и даже пофамильярничать..., князь Голицын, напротив, берёг улыбки только для равносильных ему, всех же прочих встречало его надменное, угрюмое чело, скупость слов и убийственный холод. Казалось, что был он постоянно в дурном расположении духа. Его не любили”.

Да, такое бывает, и нередко. Милейший, добрейший человек, но работник никакой (это Панчулидзев), и, наоборот, служака ревностный, энергичный и толковый, но личность отвратная (это ближе к Голицыну).

Желчность и недоброжелательность князя в конце концов сослужили ему плохую службу. В то время губернаторы обязаны были представлять в министерство списки всех чиновников 8-го класса и выше с собственной аттестацией. Вот в таких списках за 1828 год князь Голицын характеризовал большинство своих подчинённых отрицательно, сопроводив объективные данные различными унизительными и недостойными комментариями — “ябедник”, “мерзавец”, “без способностей и пустой человек”, “дураковат”.

На это обратил внимание управляющий министерства юстиции князь А. Долгоруков, представивший своё недоумение “сей удивительной аттестацией” Правительствующему сенату. Решение последнего не замедлило последовать: “...поелику в формулярных списках против некоторых чиновников рукою губернатора кн. Голицына учинены неприличные оскорбительные и бранные слова”, повелено было “...затребовать от саратовского губернатора по сему делу подробные объяснения”. По получении и рассмотрении оных сенат вынес губернатору строгий выговор, — ибо “князь Голицын неправильно поступил, дозволив выражения неуместные”.

Видимо, и в верхах не любили “гордонадменного князя” (особенно после отставки его тестя, министра Ланского), потому что за время его пребывания в Саратове он получил два выговора и один раз подвергся денежному взысканию. В первом случае — “за злоупотребление властью и нарушение обязанностей губернатора”, “в последнем — “за утверждение неправильного приговора саратовской уголовной палаты по делу о противозаконной торговле вольных мещан свечами” — суть этого дела не приводится.

Не украшают князя Голицына и обстоятельства его отъезда из Саратова. Весной 1830 года по получении первых сведений о надвигавшейся на Поволжье эпидемии, Голицын спешно собрался и, оформив отпуск, покинул Саратов, буквально бросив все дела и перевалив близившуюся опасность на плечи вице-губернатора. Сразу же князь устремился в Сибирь, где имел винные откупы и, отсидевшись там, по миновании угрозы объявился в Петербурге, где безуспешно пытался обелить себя и хлопотал об отмене полученных выговоров. Но его объяснениям сенат не внял, и службой в Саратове карьера Александра Борисовича закончилась навсегда. Но жил он еще долго, скончавшись в 1862 году, занимаясь “остатнюю жизнь” скорее всего собственными имениями и экономиями.

Как видим, личность князя Голицына весьма противоречива. С одной стороны, есть о нём воспоминания, характеризующие его как “образованного, честного, благонамеренного человека, сделавшего много для Саратовской губернии освобождением её от закоренелых взяточников”. Известно также, что князь общался с прогрессивными людьми своего времени — П.А. Вяземским, Денисом Давыдовым, и имя его не раз упоминается в их переписке. В то же время современники неоднократно указывали на его “барскую спесь и княжескую напыщенность”, его чёрствость и недоброжелательность к людям.

О времени губернаторства Голицына долго ещё напоминали саратовцам новый тюремный замок (что символично для строгого губернатора, пересажавшего многих чиновников), каменные дома для городских частей с каланчами и поместительными конюшнями, а также огромный корпус так называемых “желтых казарм” (впоследствии “старых казарм”), что и ныне находится на своем месте на Университетской улице (ранее Казарменной), где размещалось одно из саратовских военных училищ. А тогда, в 1828-м, стояли эти самые “желтые казармы” посреди поля, далеко за городской чертой.

Использованные материалы:: - Семенов В.Н. Начальные люди Саратова. - Саратов: Издательство "Надежда", 1998.