География История Экономика Образование Культура Личности

Рыков А.И.


Почти у каждого человека бывает такой момент, когда жизнь, уступая властному вмешательству неотвратимых обстоятельств, вдруг разделяется на два этапа, вроде бы связанных и последовательных, но по существу резко различных и протекающих по разным руслам, словно две различные жизни. Такой рубеж Алексею Ивановичу Рыкову выпал в дни смерти и похорон В.И. Ленина. В те дни пошел отсчет второй части его жизни, которая поначалу внешне напоминала первый этап биографии, славный и благородный, но потом круто и помимо его воли изменила свое направление и неудержимо покатилась к трагическому концу, незаслуженному позору и забвению.

В дни похорон Ленина держались лютые холода. Восковой безжизненный Ильич лежал в Колонном зале Дома Союзов. Мимо него в великой скорби безмолвно двигался нескончаемый поток людей, а у гроба, словно тени, неслышно сменяя друг друга, стояли в прощальном почетном карауле глубоко опечаленные его близкие соратники.

Отстоял свои скорбные минуты и Алексей Иванович Рыков, погруженный в глубокие раздумья и воспоминания, как и его товарищи, локоть которых он особенно близко чувствовал в эти дни.

Пять дней похорон Владимира Ильича и еще пять дней до памятной сессии ВЦИК, которая назначила его преемником Ленина — на пост Председателя Совета Народных Комиссаров, поставила во главе правительства великой державы. Десять напряженных, горьких, ответственнейших дней. Он потом с болью в сердце вспоминал, как прожил те десять дней, так круто изменивших его жизнь, его судьбу. И судьбу партии, которую он создавал вместе с Лениным.

Тело Ленина решено было навечно поместить в Мавзолее на Красной площади. И хотя было очень морозно и Алексею Ивановичу нездоровилось, он сам наблюдал, как сооружался деревянный Мавзолей. Работами энергично руководил молодой, но уже известный архитектор Александр Викторович Щусев, снискавший славу возведением Казанского вокзала — здания неповторимого облика. Лучшие мастера Москвы возвели временную усыпальницу за три дня.

Алексей Иванович плохо спал в эти дни. Много раз, и даже ночью, он выходил на Красную площадь, кутаясь и стараясь прикрыть уши и давно обмороженное лицо. Побег из глухой пинежской ссылки в декабре 1910 года дорого обошелся ему. В долгом и опасном пути по зимним дорогам со случайными обозами и тайными ночевками на постоялых дворах, прячась от стражников и фискалов то под кладями на санях, то в дворовых закутках, ветхо одетый, он крепко простудился, обморозился. Спешил выбраться за рубеж царской России и на ногах перенес воспаление ушей, после чего навсегда остался полуглухим. И несмотря на то что потом лечился у лучших специалистов Европы, боли в ушах, особенно в холодные дни, одолевали его и до крайности затрудняли общение с товарищами по работе. Жена Нина Семеновна, делившая с мим невзгоды жестокой сибирской ссылки, сумела приноровиться, и его ослабевший слух не был помехой в их отношениях.

В эти дни он остро чувствовал великую ответственность за судьбу страны и те дела, которые он много лет всеми своими силами и способностями творил рядом с Лениным. Алексей Иванович невольно обращался к своему прошлому, взвешивая и оценивая вехи своей беспокойной жизни. А в его биографии, казалось, не было ничего выдающегося, исключительного. Обычная судьба русского революционера, отдавшегося целиком борьбе за дело пролетариата.

Он принадлежал к крестьянскому сословию. Его отец, уроженец слободы Кукарки, что затерялась в лесах Яранского уезда Вятской губернии, был энергичным и предприимчивым мужиком. Бросив доставшийся ему клочок худородной земли, Иван Ильич Рыков решил заняться торговлей. Многие вятские крестьяне в поисках куска хлеба и лучшей доли отправлялись на Волгу и доходили до самого низовья, занимаясь кто чем способен: сплавляли плоты, объединялись в артели пильщиков, нанимались бурлаками, грузчиками на пристанях, мастерили деревянную посуду, и она, затейливо раскрашенная, пользовалась немалым спросом, лепили из глины игрушки, свистульки, мерили версты вдоль Волги из села в село — коробейниками.

Иван Ильич Рыков пытался утвердиться в “купеческом деле”, но не преуспел в нем. Осел в Саратове, обзавелся семьей, воспитывал детишек, но богатства так и не нажил. В поисках удачи покинул неудавшееся “саратовское дело” и устремился в далекую Среднюю Азию, попал в городок Мерв, что лежал в самом центре знойной и безводной пустыни Каракум, и там умер от холеры в 1889 году, оставив в Саратове семерых сирот. Алексею, младшему из братьев, в то время едва исполнилось восемь лет.

Правда, старшей сестре, Клавдии Ивановне, удалось выбиться в люди. Окончив гимназию, она получила хорошее место в управлении Рязано-Уральской железной дороги, которое размещалось в Саратове. Кроме того, давала частные уроки и смогла взять на попечение обоих братьев и младшую из сестер — Фаину. При ее поддержке Алексей, а чуть раньше Иван поступили в гимназию. Только Ларисе учиться не довелось: сначала — заботы о сестрах и братьях, потом — раннее замужество. К этому времени Рыковы остались круглыми сиротами: умерла мачеха. Двоих ее дочерей, самых младших в семье, забрали на воспитание и увезли куда-то родственники, и след их затерялся навсегда.

Учился Алексей легко, увлеченно, тратя на самообразование все свободное от гимназических занятий время. Особенно увлекался математикой, физикой и естественными науками. Много лет спустя, когда ему придется руководить экономикой, хозяйством всей России, знания, полученные “сверх” гимназического курса, ему очень пригодятся.

Во второй половине прошлого века Саратов был известным на Волге центром политической ссылки. Практика частных уроков сводила юного Рыкова с множеством самых различных людей. По большей части круг его знакомых и друзей составляли мелкие чиновники, бывшие студенты — разночинная, свободомыслящая, революционно настроенная молодежь, поднадзорная, но неукротимая, оказавшаяся не по своей воле в этом бурно развивающемся городе на Волге. Алексей жадно впитывал народнические идеи, читал ходившую по рукам запрещенную литературу, которая звала к борьбе за социальную справедливость, к переустройству общества.

В старших классах гимназии Рыков был “примечен” нескрываемым вольномыслием, смелостью суждений и “дерзким” поведением. Это иной раз приводило Алексея к столкновению с гимназическим начальством, и перед ним даже возникла угроза исключения из гимназии. Но учился он отлично, выделялся завидными способностями и упорством и этим заслуживал снисхождения. В характеристике, которая понадобилась при поступлении в университет, классный наставник Андроников отмечал:

“Рыков Алексей происходит из крестьянской среды, чем до некоторой степени можно объяснить угловатость его манер, небрежность в костюме и грубоватый голос. Характер имеет неискренний и недостаточно устойчивый. В обращении с преподавателями нередко проявлял излишнюю развязность и в беседах с ними обнаруживал иногда свободомыслие...” Далее классный наставник писал: “...что же касается его дальнейшего поведения, то оно в значительной мере будет зависеть от той среды, в которую ему удастся попасть впоследствии”.

Но от нынешнего времени тогда еще отделяла целая четверть века бурной и трудовой жизни, и цель ее, еще не принявшая достаточно ясные очертания, лежала в туманной и непостижимой дали.

Юность у всех наполнена больше розовой романтикой, чем целеустремленной практической энергией. Однако, заканчивая учение в гимназии, Алексей Рыков уже знал, что хотел. Он намеревался посвятить себя борьбе за “свободу, равенство, братство” — этими устремлениями была в те времена охвачена вся подвижническая молодежь России.

Мечтой Алексея загорелась и сестра Фаина, старше его на три года. Когда Рыков заканчивал гимназию, она получила диплом акушерки и приобрела частную практику “повивальной бабки”. Свободолюбивые устремления младшего брата, жаждавшего революционного дела, увлекали и романтично настроенную девушку.


31 мая 1900 года во 2-й саратовской гимназии состоялся выпускной вечер. Самые прилежные первыми получали заветный документ. Рыков оказался в конце списка, хотя в его аттестате стояли почти одни пятерки. Может быть, общий успех малость подпортили “тройки” по латыни и греческому языку? Способностей к мертвым иноземным языкам у Алексея Рыкова не обнаружилось, и он их не любил. Потом, когда ему довелось подолгу жить в Женеве, Берлине и Париже, он немало настрадался от своего нерасположения к чужим языкам. И пришлось их осваивать в долгих “отсидках” по тюрьмам, а практиковаться в силу необходимости там, где доводилось исполнять партийные дела — в Германии, во Франции. В конце концов он сносно научился изъясняться и по-немецки и по-французски. Хотя чужеземная грамматика так и осталась для него неодолимой.

Рыков был знаком с нелегальной литературой, посещал тайные кружки, вел со сверстниками разговоры, вызывавшие подозрение гимназического начальства. Отсюда — четверка по поведению.

Рыков входил в студенческий подпольный кружок, который объединял революционно настроенную молодежь из местного химико-технологического училища и фельдшерско-акушерской школы. На одном из диспутов ему довелось схлестнуться со сторонником террора против царизма, будущим видным деятелем партии социалистов-революционеров Аркадием Альтовским. Такие диспуты помогали определить идейную позицию молодежи, увлеченной социалистическими идеями, развивали общественную активность.

В феврале 1900 года Рыков попал на заметку охранки, и к нему нагрянула полиция с обыском. Однако Алексей уже успел усвоить азы конспирации и надежно припрятал “нелегальщину” — полиция не нашла ничего “преступного”.

Четверка по поведению в выпускном аттестате влекла за собой резкие ограничения: с ней не принимали в университеты Москвы и Петербурга. Однако доступной оставалась Казань, прославившаяся именами молодых героев борьбы с царизмом. В Казанском университете учились Каракозов, Нечаев, Странден. Они погибли на плахе, в крепостных казематах, на каторге. Алексей Рыков становится в 1900 году студентом юридического факультета Казанского университета.

Он внес установленные за обучение сорок рублей за первый год и получил право посещать все лекции. Обязательными курсами считались богословие, история русского и римского права и политическая экономия. Наиболее привлекательным предметом Алексею Рыкову показалась политическая экономия, совсем недавно введенная в университетские программы. Лекции читал известный экономист Никольский, который выделялся из среды университетских преподавателей “свободомыслием”. От него Алексей Рыков, хоть и за короткое время, взял многое, что потом, спустя двадцать лет, очень пригодилось на высоком посту в правительстве первого в мире рабоче-крестьянского государства.

В Казани в то время действовала сильная группа социал-демократов. Особенно выделился молодой врач Николай Александрович Семашко, приехавший из Москвы. Грамотный и твердоубежденный марксист, безоговорочно разделявший взгляды “Искры”, он стал первым серьезным наставником Алексея Рыкова. Они сдружились, позже их часто сводила вместе нелегальная революционная работа, всю жизнь они поддерживали товарищеские отношения.

Двадцатилетнего студента ввели в состав местного комитета, ему поручили организацию рабочих кружков. В университете Рыков организовал студенческий кружок. Его стараниями в храм науки стала проникать нелегальная литература. Но в комитет социал-демократов проник провокатор, и 19 февраля 1901 года охранка учинила разгром в казанской организации. Арестовали и Рыкова. Однако следователи не сумели раскрыть его роль. Семь месяцев его держали в тюрьме. Улик не хватило, чтобы упечь вредоносного студента на каторгу или в ссылку. Решили присовокупить саратовские дела, которые впервые привлекли к нему внимание охранки. И Алексея Рыкова отправили этапом на родину.

Университет остался незаконченным, и высшее образование оказалось недостижимым. В автобиографии Алексея Ивановича Рыкова этот период отразился короткой и бесстрастной записью: “В 1901 году я был привлечен в административном порядке к дознанию по подозрению в участии в Казанской рабочей организации, был заключен под стражу, а затем выслан в Саратов”.

В Саратове он находился в положении “неблагонадежного” и формально отбывал политическую ссылку в родном городе. “Уроки” он находил с трудом, но репетиторство, как и другие случайные заработки, было необходимо не только как средство существования, но и как надежное прикрытие для его основной деятельности — революционной работы.

Уже почти год в Саратове действовал социал-демократический комитет, в котором наибольшим авторитетом пользовался сосланный сюда из Москвы опытный марксист Петр Александрович Лебедев. Легально он занимал незначительную чиновничью должность в городской управе, располагал немалым свободным временем и по делам службы разъезжал по всему городу. Это позволяло ему поддерживать связь с рабочими и молодежными революционными кружками, устраивать встречи на тайных явках, руководить разраставшимся “хозяйством” партийного комитета.

Рыков и Лебедев приглянулись друг другу и скоро сблизились, прониклись взаимным доверием, без которого, как известно, невозможно творить ни одно дело, связанное с риском. Алексей умел сходиться с товарищами (и Ленин потом часто пользовался этой чертой характера Рыкова, когда, случалось, разлаживались отношения товарищей в самом ядре партии), к любому мог найти подход. Он не отличался тщеславием, не старался чем-то выделиться, действовал взвешенно, осмотрительно, ценил опыт других и считался с иным мнением, не пренебрегал добрым советом, от кого бы он ни исходил. Подкупал мягким тактом и терпимостью, умел прощать и промахи и обиды, нанесенные невзначай, был верен своему слову. Говорил спокойно, убеждал, не горячась, умел доказать то, в чем был сам непоколебимо уверен, и стойко отстаивал свое мнение. Незаметно он занял в комитете одно из ведущих положений. Лебедев же принял на себя заботы, связанные с подпольной типографией и распространением печатных изданий. Он же поддерживал связь с Самарой, где располагалось российское бюро выходившей за границей газеты “Искра”.

Зарубежные издания “Искры”, достигавшие Саратова, комитет распространял по кружкам, наиболее важные работы размножал в своей типографии, которая особенно тщательно оберегалась от провала. Статья Вл. Ильина (В.И. Ленина) “С чего начать?” вызвала горячее обсуждение в комитете. И хотя она была направлена против “экономизма”, саратовские проводники этого движения во главе с Н.А. Архангельской тем не менее согласились размножить статью. Она вызывала споры, однако проясняла многие вопросы самим экономистам.

Не в противоборстве, а в товарищеском сотрудничестве действовали в то время эсдеки и эсеры. И часто случалось, что пропагандисты от обеих партий работали в одних и тех же кружках, их идеи и призывы нередко совпадали. Но и тех и других было еще мало. И полезно было бы иметь единый центр. В конечном счете обе партии — социалистические. Лозунги одни: за свободу и благо трудового народа. И враг общий — царское самодержавие. Объединенным нажимом легче сокрушить царизм, поднять народ на революцию. А потом уж можно и разобраться, как строить народно-демократическое общество, какой класс станет у руководства. Такие рассуждения часто возникали в комитете.

Вероятно, так размышлял и Алексей Рыков, когда выдвинул идею объединения в Саратове социал-демократического и эсеровского комитетов. Весной 1902 года в Саратове организовалась объединенная группа социал-революционеров и социал-демократов. Алексей Рыков вошел в ее состав как активный участник. С первых дней работа пошла более успешно, согласованность достигалась почти во всем. Нелегальные издания, приходившие из эсеровского центра, и “Искра” распространялись и в тех и в других кружках.

Но дружеское сотрудничество и согласие продолжалось недолго. Уже на втором месяце член комитета эсер Альтовский бесцеремонно принялся приспосабливать социал-демократическую “Искру” к программе и идеям партии социалистов-революционеров. Выступая с “Искрой” в руках на собраниях заводских кружков, он лихо толковал статьи Н. Ленина в поддержку линии эсеров и в аграрном вопросе, и в способах борьбы, утверждал, что и Ленин — за террор. Вероломство и подтасовки Альтовского вызвали протесты социал-демократов. Возмущенный Рыков заявил, что такое поведение эсеров делает невозможным дальнейшее сотрудничество эсеров и социал-демократов. По его настоянию в конце апреля 1902 года объединенный комитет был распущен. Идейные принципы восторжествовали. Но практическая солидарность сохранилась.

5 мая 1902 года в Саратове была проведена майская демонстрация, которую до конца пройти так и не удалось. Перед поворотом на Немецкую улицу на мирное шествие накинулись городовые, полицейские наряды, переодетые шпики. Пытаясь разогнать крамольное шествие, они ожесточенно заработали шашками, не вынимая клинков из ножен, дубинками, плетьми. Били по головам, по рукам, мужчин, женщин — без разбору. Со всех сторон “усмирители” ринулись к знаменам, пытаясь отнять их, сорвать с древков. Группа рабочих во главе с Алексеем Рыковым, окружив плотным кольцом Станислава Косовича, который нес головное знамя, отбивалась кулаками и вывороченными из мостовой булыжниками.

Но силы были неравны. На подмогу полиции понабежали дюжие дворники, лавочники. Подоспела рота солдат из Лесного полка, расквартированного в Саратове. Солдаты пустили в ход приклады. Им удалось расчленить колонну демонстрантов. Значительную часть участников шествия загнали во двор гостиницы “Россия”. Другая группа, в которой вместе с товарищами отбивался Алексей Рыков, пыталась вырваться из тесного кольца. Но и эту группу полиция старалась втиснуть в ближайший двор, где можно было учинить бесцеремонную расправу.

Несколько молодцов, размахивая дубинками, рвались к Рыкову, видно, кто-то указал на него, как на верховода. Взмах дубины, сильный удар по голове — и Алексей рухнул на мостовую. Рабочие помогли Алексею подняться. Он увидел темный провал двора купчихи Рыбкиной. Ему уже доводилось скрываться через этот двор от полицейских филеров — в заборе на задах, в углу двора, был узкий пролом, и через него легко можно было перемахнуть к соседям и оторваться от преследователей. Алексей достиг спасительного пролома, загороженного постройкой, у него хватило сил перевалиться по другую сторону забора. Преследователи, вбежав во двор, забарабанили в дверь черного хода купчихиного дома, полагая, что предводитель демонстрации укрылся у прислуги. Рыков, укрывшись в старом бурьяне, перевел дух и затем, неторопливо двигаясь проходными дворами, вышел на безлюдную улицу.

Солдаты и полиция разогнали демонстрацию. Расправой кмандовал сам саратовский полицмейстер Зацвильховский. А в избиении демонстрантов особенно усердствовали полицейский пристав Леопольдов и околоточные надзиратели Плаксин и Ильин. Схватили человек шестьдесят. Полиции удалось взять под стражу почти половину комитета.


Спустя два-три дня большинство арестованных демонстрантов выпустили. В тюрьме оставили пятнадцать человек, которых было решено предать суду. В ходе следствия всплыла и фамилия Рыкова. В частности, охранка добыла достоверные сведения о том, что рабочие социал-демократические кружки получали от Рыкова нелегальную литературу. А откуда и кто доставлял ее Рыкову в Саратов — оставалось неизвестным. Алексей опасался, что жандармские следователи доберутся до истины, и тогда прервется так оберегаемая цепочка доставки “Искры” и других зарубежных изданий в Саратов.

Алексей к концу мая заметил, что за ним и его сестрой и их квартирой усилилась слежка. Они тщательно припрятали все, что могло указать на их “противоправительственную” деятельность. К ним редко кто ходил. Но разве можно было, спасаясь ареста, сидеть взаперти сложа руки? Алексей Рыков в первую очередь восстановил деятельность наполовину поредевшего комитета. После арестов участников демонстрации Лебедев на время покинул Саратов. Рыков стал во главе комитета.

Между тем в Саратовском жандармском управлении копились донесения о наблюдении за Рыковым. Начальник управления, ссылаясь на добытые сведения, писал в Петербург, в департамент полиции:

“Приведенные данные... являются веским указанием как на существование в Саратове “комитета”, так и на то, что... Алексей и Фаина Рыковы, если только они не стоят во главе этого комитета, то во всяком случае входят в состав его и представляют собой видных революционных деятелей”.

Саратовская охранка усилила надзор за братом и сестрой Рыковыми, сотрудничавшими в то время с двумя партиями. В сентябре в Саратов приехали из Самары супруги В.С. и М.П. Голубевы. Алексей Рыков знал, что Мария Петровна, давняя приятельница семьи Ульяновых в Самаре, приехала в Саратов как агент “Искры” и носила партийную кличку “Фауст”. Разобравшись в делах комитета социал-демократов, она приняла на себя секретарские обязанности, и в частности всю переписку с редакцией "Искры". У Алексея Рыкова остались прежние организационные заботы. Впрочем, поработать во всю силу на этом поприще в родном городе ему не довелось.

Петля полицейских преследований затягивалась все туже. Под утро 31 октября 1902 года на квартиру Рыковых прибыла полиция: два городовых под командой унтер-офицера. Они обшарили всю квартиру. В результате в комнате у Алексея была “обнаружена переписка, компрометирующая Рыкова в политическом отношении”. Так означили конспекты по истории освободительного движения и программы для занятий в рабочих кружках. В комнате Фаины нашли четыре десятка нелегально изданных брошюр. Рыковых арестовали и доставили в Саратовскую губернскую тюрьму. Потянулись дни следствия...

А тем временем подошло к концу расследование по делу “о майских беспорядках”, о которых уже на всю Россию сообщила “Искра”. Рассказав о побоище, спровоцированном полицейскими чинами и их пособниками, автор заметки из Саратова не без удовлетворения отметила: “Полиции тоже порядочно досталось”. Суд над “зачинщиками” демонстрации в Саратове начался 4 ноября и продолжался три дня. Газета “Искра” поместила в 29-м номере за 1902 год обстоятельный отчет об этом процессе, привела высказывания подсудимых.

Саратовский суд вызвал новый подъем революционного движения в пролетарской среде города. Товарищам не удалось добиться свидания с Алексеем Рыковым, но он знал, что происходило в городе, на заводах, как возродился и действовал комитет. Он и в тюрьме не терял времени даром, усиленно занимался самообразованием. Тюремный режим был не столь строгим, и надзиратели не отказывали Рыкову в книгах, снабжали его письменными принадлежностями. Он успел проштудировать “Историю французской революции” О. Минье, “Демократию” Л. Тихомирова, “Кризисы” М. Туган-Барановского, читал произведения Э. Золя, М. Салтыкова-Щедрина.

В начале декабря департамент полиции распорядился доставить Алексея и Фаину Рыковых в Петербургское жандармское управление. К Новому году они оказались в столичном доме предварительного заключения, в знаменитых “Крестах”. Но и тут следователи, как ни старались, не добыли веских улик, которые могли бы обличить брата и сестру Рыковых в “государственном преступлении”. И в июне 1903 года их выпустили из тюрьмы с предписанием вернуться в Саратов под особый надзор полиции. Однако расследование их причастности к распространению нелегальных изданий продолжалось. Алексей Иванович, возвратившись домой, тотчас включился в партийную работу. Поселились Рыковы на прежней квартире, на Провиантской,8 (этот двухэтажный кирпичный дом под тем же номером сохранился до наших дней).

Осень 1903 года была оживленным периодом в деятельности Саратовского комитета РСДРП, в котором преобладали сторонники Ленина. Сохранился дневник негласного наблюдения полиции за наиболее активными деятелями комитета. Полицейские следили за каждым шагом “Бура”, как они нарекли А.И. Рыкова в своих донесениях. Выявилась главенствующая роль Алексея Ивановича в Саратовской партийной организации; готовился его арест. Об этом узнали в комитете. Товарищи настояли, чтобы Алексей немедленно покинул Саратов. Шпики донесли, что “Бур” 18 ноября неожиданно скрылся, его след потерян.

С этого времени и началась нелегальная жизнь профессионального революционера Алексея Ивановича Рыкова, который скоро стал одним из видных и авторитетных организаторов большевистской партии. Позже он писал о себе:

“Не успел я сесть на студенческую скамью, как попал в каталажку. С тех пор прошло двенадцать лет, но из них я около пяти с половиной лет в этой каталажке прожил. Кроме того, три раза путешествовал этапом в ссылку, которой тоже посвятил три года своей жизни. В короткие просветы “свободы” передо мной, как в кинематографе, мелькали села, города, люди и события, и я все время куда-то устремляюсь на извозчиках, лошадях, пароходах. Не было квартиры, на которой я прожил бы более двух месяцев”.

Уже побывав за границей, у Ленина в Женеве, и вернувшись на работу в Ярославль, он узнал летом 1904 года об аресте Фаины в Саратове. Сестру выслали в административном порядке в один из северных уездов Пермской губернии. Не скоро им удалось восстановить связь между собой. Тем более что Алексей Иванович не имел определенного адреса в России, жил по чужим паспортам, и переписка у них завязывалась только в короткие периоды, когда он попадал в тюрьму, в длительную ссылку или скрывался от преследования царской охранки за границей.

В годы, предшествующие февральской революции, Алексей Иванович трижды побывал за границей, работал с Владимиром Ильичом Лениным. Товарищи высоко ценили энергию и организаторские способности “Алексея”. Несмотря на молодость, он скоро приобрел высокий авторитет в партии. В декабре 1904 года Р.С. Землячка писала из Петербурга Ленину в Женеву:

“Конференция северных комитетов предлагает кооптировать Алексея. Я считаю его одним из лучших кандидатов... Он вполне надежный человек”. На той конференции, которая состоялась в Колпино под Петербургом, А.И. Рыков единодушно был избран членом Бюро комитетов большинства, как назвали этот орган партийного руководства, нелегально возникший в России; взял на себя подготовку созыва очередного съезда партии.

Острая борьба разгорелась внутри большевистского крыла в 1909 году. Многое зависело от позиции члена ЦК А.И. Рыкова, известного в то время под псевдонимом “Власов”. 4 мая 1909 года Ленин с удовлетворением писал из Парижа Дубровинскому в Швейцарию:

“Власов... с нами принципиально, но порицает за торопливость... Власов отныне будет у власти, и ни единой несообразности мы теперь не сделаем. Значит, и тут не бойтесь: Власов отныне все сие будет улаживать”.

Партия училась на собственных ошибках и достижениях. Нередко мнения членов ЦК не совпадали. Чаще правым и прозорливым оказывался “Старик”. Но и он, Ленин, случалось, оставался в меньшинстве. Бывало, близкие соратники Ильича расходились с ним в оценке непредвиденных событий. И это было неизбежно, партия шла и вела за собой трудовой народ России нетореной дорогой.

На пятый день Октябрьской революции А.И. Рыков, назначенный решением ВЦИК наркомом внутренних дел, вместе с некоторыми другими членами ЦК партии и народными комиссарами вышел из ЦК и Советского правительства. Пятеро членов ЦК, четверть его тогдашнего состава, не согласились с Лениным и большинством ЦК, которые решительно выступали против образования однородного “социалистского” правительства, в котором не предусматривалось участие ни Ленина, ни Троцкого. Возмущенный Владимир Ильич назвал этот шаг предательским. Вопрос удержания власти большевиками встал очень остро. Позже, когда наступили времена резких и категорических, намеренно предвзятых оценок, историки заклеймили отставку Рыкова и его единомышленников этим определением Ленина, которое он в сердцах высказал в тот критический момент. Но спустя три года, оглянувшись на пройденный путь, в который раз оценив самоотверженную деятельность своих ближайших соратников и поразмыслив, как того требовала истина, Владимир Ильич иначе взглянул на “октябрьскую” отставку Рыкова и других “цекистов”. Он писал:

“Перед самой Октябрьской революцией в России и вскоре после нее ряд превосходных коммунистов в России сделали ошибку, о которой у нас теперь неохотно вспоминают. Почему неохотно? Потому, что без особой надобности неправильно вспоминать такие ошибки, которые вполне исправлены... Такие виднейшие большевики и коммунисты, как Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин, Милютин, проявили колебания в указанный мною период в сторону опасений, что большевики слишком изолируют себя, слишком рискованно идут на восстание, слишком неуступчивы к известной части меньшевиков и “социалистов-революционеров”... А через несколько недель — самое большое через несколько месяцев — все эти товарищи увидели свою ошибку и вернулись на самые ответственные партийные и советские посты.

Нетрудно понять, почему это так случилось. Накануне революции и в момент самой ожесточенной борьбы за ее победу малейшие колебания внутри партии способны погубить все, сорвать революцию, вырвать власть из рук пролетариата, ибо эта власть еще не прочна, ибо натиск на нее слишком еще силен. Если колеблющиеся вожди отходят прочь в такое время, это не ослабляет, а усиливает и партию, и рабочее движение, и революцию”.

Невероятный груз ответственности лежал на каждом из них. В такой момент право на сомнение может рассматриваться как право на мудрость. И Рыков засомневался. А убедившись в ошибочности своей позиции, он без колебаний вернулся к делу партии. И, как было принято в среде революционеров, сподвижников Ленина, никто не попрекнул его за тот тактический шаг. А спустя тринадцать лет после смерти Ленина “октябрьская” отставка будет предъявлена ему в качестве самой “злодейской вины” в позорном процессе сотворения “злейшего врага народа”.

А тогда Ильич, выругав его, как это он умел, спустя всего три месяца доверил Алексею Ивановичу Рыкову один из самых ответственных участков строительства нового рабоче-крестьянского государства — он был поставлен во главе Высшего Совета народного хозяйства, ему поручили руководить всей экономикой молодой Советской Республики. Вскоре Ленин рекомендовал поручить Рыкову по совместительству еще одну, не менее сложную и ответственную должность. В самый трудный для Советской Республики час ему поручили наладить снабжение Красной Армии и Флота всем, что нужно было для успешного отражения сил контрреволюции и войск интервентов. И он “вытягивал”, по выражению Ленина, недосыпая, недоедая, как и все члены правительства.

В те дни он месяцами не видел семьи, мотался в обшарпанном вагоне по городам и весям. Добывал продовольствие для сражающейся Рабоче-Крестьянской Красной Армии на Украине и Кубани; налаживал производство вооружения под Москвой и в Петрограде; мчался в Астрахань, чтобы организовать добычу рыбы; разыскивал сырье для ткацких и швейных фабрик, где изготавливали суровые и грубые ткани и шили армейское обмундирование; заботился об оживлении кожевенного производства — ведь половина Красной Армии воевала в лаптях.

В конце мая и середине июня 1919 года Алексей Иванович, по пути в Астрахань и обратно в Москву, останавливался в Саратове. Здесь его заботами была устроена база снабжения войск, защищавших Астрахань и Царицын, необходимо было наладить ее постоянное пополнение и ускорить перевозки грузов, в которых нуждались наши войска.

В часы кратковременных остановок в Саратове, до предела занятый служебными делами, он не успел как следует разглядеть родной город, в котором не был уже полтора десятка лет. За эти годы отсюда уехали все его родственники, кроме сестры Ларисы Ивановны (в замужестве Уваровой). Рыкову удалось забежать к ней всего на несколько минут, когда возвращался из Астрахани.

Первый год работы Алексея Рыкова на посту Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и РСФСР (в то время это была совмещенная должность) выдался необычайно трудным. В Среднем и Нижнем Поволжье, на Дону и востоке Украины лето было таким же засушливым, как и в голодном 1921 году, последствия которого еще не удалось преодолеть крестьянам на Волге и на Украине. И вот опять засуха охватила территорию хлебородных губерний, на которой проживало более восьми миллионов человек.

Тревожные сообщения с мест начали поступать в Москву еще в начале августа. На заседании Совнаркома обсудили этот вопрос как самый неотложный. Алексей Иванович предложил создать чрезвычайную правительственную комиссию, которая всеми возможными мерами должна была предотвратить угрозу голода в районах, пострадавших от жестокой стихии. Без колебания Рыков взял на себя руководство этой комиссией. Он хотел самолично разобраться в причинах, губящих урожай, особенно на полях Нижней Волги, откуда в обычные благоприятные годы поступала значительная часть российских запасов хлеба. Самарское Заволжье, Саратовская и Царицынская губернии издавна считались зоной рискованного земледелия. Но там развивалась промышленность, ширился пахотный клин, поднимался агротехнический уровень возделывания хлебных и масличных культур. Опыт крестьян, смело применявших передовую агротехнику, показывал, что с губительными атаками засухи вполне возможна эффективная борьба.

...Председателя Совнаркома в Саратове уже ждали. Несмотря на ранний час, прибрежную площадь заполнили толпы встречавших: делегации с заводов, крестьяне из ближайших сел, местные губернские работники, пионеры с цветами в руках. Алексей Иванович не любил торжественные встречи и отвечал на приветствия вполголоса и смущенно. Но когда его попросили выступить на возникшем тотчас митинге, к нему вернулась обычная уверенность.

В просторном салоне парохода состоялось совещание с партийными и советскими руководителями губернии. Алексей Иванович выслушал их обстоятельный отчет. Положение было тревожным. Засуха охватила почти все уезды губернии. Особенно пострадали посевы в Заволжье, там не собрали даже семян. Но Алексей Иванович обратил внимание на пестроту урожая в хозяйствах, на разный уровень земледельческой культуры. И Рыков решил сам посмотреть, как работают и живут заволжские крестьяне.

После совещания Алексей Иванович, оставив “штабной” пароход, отправился на катере на левый берег, где членов комиссии ждали легковые автомобили.

Было прохладно и сыро. Алексей Иванович наглухо застегнул свою тужурку. Предстоял неблизкий путь по размытым дождями степным дорогам. Рыков в первую очередь решил посетить Марксштадтский район, в котором, по сводкам и рассказам, собрали такой урожай, будто эту местность суховей обошел стороной. В коммуне “Айнигкейт” члены комиссии с интересом осмотрели хозяйственные дворы и собранный урожай — не только с овощных плантаций, орошаемых многочисленными чигирями, но и с богарных пшеничных и кукурузных полей. Председатель коммуны Иван Федорович Шмидт не без гордости показывал Алексею Ивановичу Рыкову и его спутникам и скошенные нивы, на которых гудел арендованный трактор “Фордзон” с плугом на прицепе и поднимал уже раннюю зябь, и гумна, где шумела молотилка, выбивая добротное зерно уже из последних снопов, и обширную картофельную плантацию, где заканчивалась копка клубней. Всюду виднелся образцовый порядок, слаженный труд, хозяйская старательность и неплохая агротехническая культура. Коммуна освоила многопольный севооборот, держала своего агротехника, охотно пользовалась практическими советами агрономов и специалистов-животноводов, наезжавших из губземотдела.

Несмотря на жестокую засуху, коммунары намолотили на круг по шестнадцать пудов зерна, тогда как соседние крестьяне даже из крепких хозяйств собрали едва по три пуда с десятины. А картофель в коммуне давали по две тысячи пудов с десятины — вдесятеро больше, чем у кого-либо из наиболее опытных крестьян в округе. Коммуна показывала убедительный пример коллективного труда. На собрании Алексей Иванович особо отметил основы их успеха, торжественно наградил коммуну денежной премией в размере пять тысяч рублей — для покупки собственного трактора и дальнейшего развития общественного хозяйства.

Разослав членов комиссии по уездам губернии, Рыков, взяв с собою несколько губернских работников и двух корреспондентов, отправился в Новоузенский уезд, который считался одним из наиболее крупных зерновых уездов Заволжья. Почти полдня провел Алексей Иванович со своими спутниками в большом селе Орловском. Побывал в сельсовете, на собрании членов местного сельскохозяйственного кооператива, посетил некоторые крестьянские дворы, осмотрел посевы и луга. Всюду его приветливо встречали селяне, засыпали вопросами, Алексей Иванович обстоятельно отвечал.

Только в одиннадцатом часу вечера Алексей Иванович вернулся на пароход. А утром он уже принимал доклад А.И. Свидерского, ездившего в Камышин. Заместителю наркома земледелия тоже выпала сложная задача — ему пришлось унимать панику, возникшую в уезде. Немедленная продовольственная помощь уезду на другой же день “сбила” высоко поднявшиеся было цены на рынке.

В каждом селе Камышинского, Новоузенского и других уездов Саратовской губернии, куда заезжали Рыков и члены его комиссии, непременно находилось до десятка крестьянских дворов — вдовых, батрацких, безлошадных, — которые не имели, кроме небольших огородов, никаких посевов. Алексей Иванович или его представители тут же распоряжались об оказании неимущим денежной и продовольственной помощи.

Семенная ссуда была выделена Саратовской губернии еще до приезда правительственной комиссии. Объезжая уезды губернии, Алексей Иванович и его помощники прежде всего интересовались, как справедливо она распределена, как шел сев озимых. Эта предусмотрительно и оперативно принятая мера была особенно высоко оценена саратовскими крестьянами.

Став во главе Советского правительства, Алексей Иванович Рыков постепенно, настойчиво заботился о развитии сельского хозяйства страны по ленинскому кооперативному плану. Он старался внедрить кооперацию во всех видах крестьянской экономики, требуя постоянного повышения агрокультуры, тесной смычки деревни с городом. Дисциплинированный работник, ставивший выше всего единство и сплоченность партии, Рыков вместе со своими трезвомыслящими сподвижниками, занимавшими самые высокие партийные и правительственные посты, воспротивился антиленинской, командно-административной политике Сталина. Он не стал поддерживать пагубный, экономически разорительный и нравственно-разрушительный сталинский курс на оплошную коллективизацию крестьянства и спустя шесть лет после поездки в Поволжье сложил с себя обязанности Председателя Совнаркома СССР. Чувствовал ли он, понимал, что этим шагом он окончательно поставил себя в число врагов Сталина, обреченных на физическое уничтожение? С этого дня он уже стал нетерпимым в кругу безропотных исполнителей, раболепно проводивших политику “великого вождя”, коварно поправшего заветы Ленина.

Но, оставаясь верным своим убеждениям и принципам, не поступаясь совестью и достоинством — качествами, которые так высоко ценил Владимир Ильич Ленин в своих соратниках, Алексей Иванович Рыков мужественно шел к трагической развязке.

...Итоги обследования состояния сельского хозяйства в Саратовской губернии Рыков поставил на обсуждение совместного заседания губкома партии и губисполкома. Он сам вел это совещание, открыл и заключил его короткими речами. Вновь он подчеркнул, что атакам засухи надо сопротивляться всеми мерами и до последней возможности, но далеко не все меры и возможности использовали саратовские крестьяне в борьбе за урожай. Плохо им в этом помогали и специалисты из губернского и уездных земельных отделов.

Алексей Иванович смотрел в озабоченные и усталые лица местных работников и в душе сочувствовал им, понимая, как много они сами делали, чтобы помочь крестьянам научиться по-хозяйски использовать плодородие своей земли. Это стремление сдерживалось всей экономической отсталостью молодого Советского государства. Еще давала себя знать военная разруха. Да и жесткая экономическая политика, которую настойчиво навязывали партии и государству Троцкий, Каменев, Сталин, не давала ходу инициативе среднего крестьянства.

Политика административно-командного нажима, стремление повсюду в сельском хозяйстве и промышленном производстве насадить волюнтаристскую разверстку вместо твердого налога, разница в ценах (высокие цены на промышленные товары и низкие — на сельскохозяйственную продукцию) отбивали у многих крестьян желание “выкладываться” до последних сил на своем поле, на своем подворье. Но в партии не было единого мнения о путях движения сельского хозяйства страны к социализму. План ленинской кооперации заметно “протормаживался” то сверху, то в средних, губернских звеньях власти...

Все эти вопросы, в бурном столкновении взглядов и мнений, всесторонне обсуждались на недавнем, августовском Пленуме ЦК РКП(б), на котором А.И. Рыков выступал с докладом о мерах борьбы с последствиями неурожая и засухи в юго-восточных губерниях страны. Перед отъездом Алексея Ивановича в Поволжье в Политбюро договорились о проведении нового Пленума с вопросом о работе в деревне и условились, что доклад сделает секретарь ЦК, кандидат в члены Политбюро В.М. Молотов. Теперешняя поездка Рыкова давала ему обширный материал для выступления на предстоящем Пленуме. Конечно, опять возникнут опоры. И важно — какая истина родится в них.

О кооперации сейчас говорили много. Делалось же мало. Сталин предпочитал решать сложные и острые проблемы, возникавшие в экономике страны, путем кампаний. А кампания — это волевой нажим. Всякое же насилие, как известно, порождает сопротивление. Но каждый ли раз нужно доводить до обострения и появления противоборствующих сил? Однако обстановка в партии была такой, что без борьбы и столкновений не обходилось. И впереди еще предстояла долгая борьба между истинными сторонниками и лавирующими противниками ленинской политики отношения к крестьянству. И как бы справедливо ни относили выпавшее крестьянам Нижнего Поволжья бедствие на счет не подвластной человеку злой стихии, есть в этом бедствии и доля политических и экономических неурядиц в жизни молодого Советского государства.

Как бы там ни было, крестьяне, пострадавшие от жестокой засухи, нуждались в безотлагательной поддержке. Комиссия, возглавляемая А.И. Рыковым, решила выделить саратовцам почти тысячу вагонов (вдвое больше запланированного ранее) продовольственного и семенного зерна и ссудить в общей сложности более пяти миллионов рублей на приобретение фуража и другие хозяйственные нужды, около миллиона рублей в срочном порядке выделялось на помощь голодающим детям. Из государственного фонда в Саратовскую губернию было занаряжено сто сорок тракторов и множество других земледельческих машин и орудий. Можно было уверенно продержаться до урожая будущего года.

Работа правительственной комиссии в Саратовской губернии закончилась. Вечером “Стрежень” отправился вниз по Волге. Алексей Иванович покидал Саратов с грустью: когда еще он побывает в родном любимом городе?..

Использованные материалы:
- Юдин В. Восхождение. - Годы и люди. Вып.4. - Саратов: Приволжское книжное издательство, 1989.