Бабочкин Б.А.

Каждый человек начинается с детства, в той стране, из которой все торопятся поскорее уйти, и куда нет обратных дорог. Но далеко не у всех уже в детстве, с самых первых лет проявляется их будущее — не просто специальность, профессия, но призвание и судьба.

Судьба Бориса Бабочкина обозначилась рано: в три года, когда мать читала Пушкина, он приходил в невероятное волнение, раскачиваясь и прыгая в своей деревянной кроватке в такт волшебным звукам стиха. А в четыре испытал первый “актерский” успех, выступая со старшим братом Виталием на праздниках новогодней елки в Саратове, Покровской слободе и на станции Красный Кут, где тогда работал на железной дороге их отец. Маленькие “гастролеры” читали Некрасова: Борис — “Дядюшку Якова”, Виталий — “Генерала Топтыгина”. И с того времени, писал впоследствии Борис Андреевич, “чувство этого счастья, когда твоему искусству, твоей теме... подчиняются люди чужие, посторонние, взрослые и маленькие... — мое высшее счастье”. В детстве же сформировалось и направление интересов, продиктованное всей атмосферой семьи, демократическими идеалами матери и ее сестер — сельских учительниц: Пушкин, Некрасов, Толстой. Закономерно к этим именам позже прибавились Островский, Горький, Чехов, Шолохов.

Родился Борис Андреевич Бабочкин в Саратове 18 января 1904 года. Ему шел тринадцатый год, когда свершилась Октябрьская революция. Тогда взрослели рано, и в пятнадцать лет комсомолец Борис Бабочкин уже служил в политотделе 4-й армии Восточного фронта, той самой армии, в состав которой входила 25-я Чапаевская дивизия. Он навсегда запомнил командарма Авксентьева, комиссара штаба армии Макарова, рядовых бойцов...

Позже, еще не успев перешагнуть за третий десяток, сыграет Бабочкин Чапаева в великом фильме. В статье “30 лет спустя” он пишет: “То, что я не встречал живого Чапаева, мне кажется чистой случайностью... И если я не знал Чапаева, то скольких таких же или очень похожих на него командиров я знал!” А в других записях сомневается: “Может, я и встречал его, только не знал, кто это”. Впрочем, какое это имеет значение? С полным правом Борис Андреевич утверждал: “Я пел те же песни, которые пел Чапаев, я знал тот простой и колоритный язык, на котором тогда говорили, я умел носить папаху так, чтоб она неизвестно на чем держалась. Одним словом, мне не нужна была творческая командировка, перед тем как начать работать над ролью”.

В то бурное время становления Советской страны Борис Андреевич, по его собственным словам, “раздирался натрое”: надо было кончать школу, а его захватывает жизнь, он “страстно-самозабвенно” окунается в политическое кипение, он “беспрерывно митингует”. А еще существует театр, жжет душу мечта о нем... И вот наконец решение принято. Проходя с товарищем по классу Сергеем Мышкиным мимо бывшей саратовской гимназии Добровольского, где шли экзамены в драматическую студию, Борис одалживает у друга его хорошо сшитый синий пиджак и по парадной каменной лестнице поднимается в зал, где заседает приемная комиссия. В качестве экзаменационного отрывка Бабочкин выбирает "Фею" Максима Горького. Результат был блестящим: подростка приняли сразу же на старший курс, в так называемый сценический класс. Там занимались люди значительно более взрослые, чем он, в том числе молодые артисты городского театра. В этой студии занимался и старший брат Бориса Виталий, до того уже игравший на сцене.

Но пробыл в студии, руководимой Александром Игнатьевичем Каниным, Борис Бабочкин недолго. Александр Игнатьевич дал ему рекомендательное письмо к В.И. Немировичу-Данченко, и, не зная в Москве никого и ничего, кроме того, что там, именно там, “делается настоящее искусство”, в солдатской шинели и грубых солдатских сапогах Бабочкин уезжает в столицу за сказочной Синей птицей подлинного творчества. Ему было тогда шестнадцать лет. Шел август 1920 года, Москва голодала.

Письмо, написанное Каниным, Борис Андреевич показал Немировичу-Данченко только в 1940 году, когда уже был народным артистом республики, а за свою деятельность художественного руководителя Большого драматического театра в Ленинграде был удостоен высшей награды страны — ордена Ленина. То что Бабочкин не передал в свое время письмо Немировичу-Данченко, не случайность, а проявление характера. Никаких поблажек для себя этот человек не искал с юности, ничего, что имело бы отношение к "знакомству", он не терпел. В трудностях закаляется характер, считал он, и доказывал это своей жизнью.

Поступив в Москве сразу в две театральные школы — к тогдашнему кумиру столицы Михаилу Чехову и в студию “Молодые мастера” к Иллариону Николаевичу Певцову, он в конце концов выбирает себе в учителя последнего, хотя до последних дней считал Чехова гениальным актером. В рафинированной, насыщенной чуть ли не мистическим обожанием руководителя (который, кстати, не слишком много внимания уделял своим воспитанникам) чеховской студии с ее отгороженностью от жизни, с ее келейностью молодой саратовец выделялся не только солдатской шинелью и прямодушием, но и своей неудержимой тягой к правде жизни — к сценическому реализму.

Школа Певцова полностью отвечала его внутренним устремлениям. Иллариона Николаевича, с которым он много играл в Ленинградском академическом театре драмы имени Пушкина и встретился также на экране (в “Чапаеве” Певцов играл полковника Бороздина), Бабочкин считал своим учителем — “навсегда, на всю жизнь”.

Очень важным для всего последующего творческого пути Бориса Андреевича был его первый профессиональный сезон — летом 1921 года все “молодые мастера” во главе с Певцовым, преподаватели студии, а также некоторые приглашенные на этот летний сезон артисты играли в Иваново-Вознесенске. Борис Андреевич работал там вместе со старшим братом - Виталий Бабочкин, актер большого дарования, много обещавший в будущем, вскоре умер от тифа.

Затем была работа в театрах Москвы, которую сменили сцены Костромы, Воронежа, Могилева, Самарканда... Бабочкин уехал из Москвы, чтобы как можно больше играть. Он бросился в актерскую жизнь, как в море, считая, что каждодневное общение со зрителем выковывает и закаляет актера. За пять-шесть лет он сыграл более 200 ролей — крупных и эпизодических, главных и второстепенных. Именно тогда он понял, что такое “жить в роли” — жить ролью, то есть полностью “влезть в шкуру” человека, которого играешь.

1927 год знаменует собой начало очень важного этапа в творчестве Бориса Андреевича: он вступает в пору зрелости своего таланта. Именно в ленинградский период сформируются окончательно направления деятельности и общественных интересов всей жизни Бориса Андреевича: актер и режиссер театра, работа в кино, преподавательская работа, выступления в печати, общественная активность. Скитания по периферийным сценам кончаются, Бабочкина приглашают в Ленинградский театр сатиры, затем — в Драматический театр Народного дома (Госнардом). Он быстро завоевывает любовь ленинградцев, им интересуется “сам” старик Кугель — знаменитый театральный критик. В Госнардоме Бабочкин создает одну из лучших своих ролей советского репертуара — Сысоева в спектакле А.Д. Дикого “Первая Конная” Всеволода Вишневского. Актеру удалось передать в этом образе всю сумму качеств, обнимающих собой понятие русский характер. Его Сысоев "…был бойцом и патриотом, бунтарем и революционером по духу, человеком гордого достоинства и государственного кругозора… Это было олицетворение революционного вихря и революционной мудрости, народного гнева и народной же веры в счастье".

Бабочкину, создавшему не просто яркий образ, но тип разбуженного к строительству новой жизни человека из народа, сумевшего передать далекую перспективу развития своего героя, шел двадцать шестой год. Уже был очевиден уровень возможностей, ясно направление таланта: тяготение к героике, к крупным масштабным характерам. При этом начисто отвергались внешние приемы “укрупнения”, всяческая патетика и поза. Масштаб образа складывался из масштаба мысли и чувства воплощаемого человека, которому актер отдавал себя без остатка. Именно эти качества Бабочкина-художника и привели его к победе в “Чапаеве”.

Первой “настоящей” ролью Бориса Андреевича в кино был комбат Караваев в фильме С. Тимошенко “Мятеж” по повести Дм. Фурманова. Она не принесла актеру никакого удовлетворения: существовавший тогда в немом кинематографе взгляд на актера как на “кинонатурщика”, некое подобие марионетки, управляемой режиссером, подход к исполнителю как к типажу были принципиально чужды Бабочкину.

Всю жизнь, с самых первых шагов в искусстве он признавал — и боролся за него — только то актерское творчество, которое было не пассивным, но смелым, самостоятельным, идейным. Он категорически не принимал типажный кинематограф, доказывая в своих выступлениях, как письменных, так и устных, что стремление к внешнему правдоподобию подрезает актеру крылья, ведет к иллюстративности и унылому натурализму.

Несмотря на неудовлетворение молодого актера от первых встреч с кинематографом, он еще несколько раз пробует себя в искусстве экрана и, когда оно обретает голос, становится звуковым, снимается в роли Макара Бобрика в фильме режиссера В. Корша-Саблина “Первый взвод”. В этой работе Бабочкин находит собственный метод создания экранного образа, его уже не смущает кинематографическая специфика.

В ноябре 1934 года на экраны страны выпускается “Чапаев” братьев Васильевых с Бабочкиным в главной роли. Фильм становится триумфом нового этапа развития советского кино и приносит всемирную славу исполнителю. Впервые в советском, да, пожалуй, и в мировом кинематографе актер становится полноправным соавтором фильма. В 1935 году Борису Андреевичу "в связи с представлениями Центральных исполнительных комитетов союзных республик и многочисленными ходатайствами общественных организаций" было присвоено высшее тогда почетное звание — звание народного артиста республики. Он становится самым молодым народным артистом страны.

В 1937 году Борис Андреевич переходит в Большой драматический театр имени Горького уже не только как актер, но и в качестве режиссера (первая его постановка “Нора” Ибсена в Академическом театре драмы имени Пушкина относится к 1936 году и была посвящена памяти И.Н. Певцова). В 1938 году Бабочкин назначается художественным руководителем БДТ. Он ставит ряд спектаклей, ставших событием в театральной жизни: “Кубанцы” В. Ротко, “Дачники” Горького, “Царь Потап” А. Копкова, “Волк” Л. Леонова.

В 1940 году Бабочкин переезжает из Ленинграда в Москву и вступает в труппу Театра имени Евг. Вахтангова. Одновременно он продолжает много работать в кино. 22 июня 1941 года застает его в Риге, где вместе с режиссером С. Тимошенко он снимает фильм “Мертвая петля” о знаменитом летчике Сергее Уточкине, которого сам и играет (съемки, прерванные войной, затем не возобновились). Всю Великую Отечественную войну, не считая поездок в осажденный Ленинград, Борис Андреевич не расстается с кинематографом. В годы войны он снимается в центральных ролях в пяти полнометражных фильмах. Это Молдавский в “Обороне Царицына” Васильевых; инженер Родионов в “Непобедимых” С. Герасимова и М. Калатозова; майор Марков в “Актрисе” Л. Трауберга; генерал Огнев в ленте "Фронт" Васильевых; председатель колхоза Иван Выборнов в “Родных полях”. “Родные поля” были режиссерским дебютом Бабочкина в кино. Вместе с А. Босулаевым он поставил картину на “Мосфильме”, просто и мужественно рассказав в ней о жизни подмосковной деревни в военное лихолетье. По определению Ю. Нагибина, картина эта стала “одной из лучших кинолент о советской деревне”. Надо вспомнить, что и первый советский боевой агитфильм снят с участием Бориса Андреевича. Это короткометражная картина “Чапаев с нами” режиссера В. Петрова. Съемки шли под Ленинградом, в Озерках, когда над головами членов съемочной группы “буквально летали фашистские самолеты”. К числу фильмов, посвященных Великой Отечественной войне, примыкает и поставленная Борисом Андреевичем на “Мосфильме” “Повесть о “Неистовом”. Вышедшая на экраны в 1947 году, картина показывала героический труд команды эскадренного миноносца “Неистовый”, несшего патрульную службу по защите от фашистов транспортных судов союзников на самом севере нашей Родины.

И все-таки всегда главным делом жизни Бабочкина оставался театр. В конце 1943 года он возвращается на сцену. Начинается самый “пестрый” период жизни артиста, даже напоминающий географической подвижностью время его скитаний по театрам страны в ранней молодости. Он играет Огнева у вахтанговцев во “Фронте” А. Корнейчука; его постановкой “Бранденбургских ворот” М. Светлова открывается в Москве Театр-студия киноактера; работает главным режиссером Московского драматического театра имени А. С. Пушкина, блистательно исполняя там в поставленных А.Д. Диким “Тенях” Салтыкова-Щедрина роль Клаверова. Год проводит в Болгарии, выпуская на сцене Болгарского народного театра имени Ивана Вазова один за другим три спектакля: “Разлом” Б. Лавренева, “Дачники” М. Горького и “Лейпциг-33” Л. Компанейца и Л. Кронфельда. Он также много занимается воспитанием творческих кадров театра и кино Болгарии. Последний, почти в четверть века, наверное, самый известный отрезок жизни Бабочкина связан с Государственным академическим Малым театром...

Светлоглазый, быстрый, удивительно пластичный и изящно сложенный, Бабочкин до самых последних дней оставался по-юношески увлекающимся, влюбленным в жизнь. Он весь загорался, вспыхивал радостью при встрече с настоящим произведением искусства, талантливой работой своих товарищей по сцене и экрану или с удачами своих учеников, читая хорошую книгу или увидев на вернисаже интересную картину. Он умел смеяться до упаду и грустить, сочувствуя другому человеку. Каждой своей работе он отдавался самозабвенно. Но полная душевная отдача сочеталась у него с трезвым логическим анализом. Недаром вслед за И.Н. Певцовым любил повторять он пушкинские слова: “Поверил я алгеброй гармонию”. Въедливая логика ума определяла не только его актерскую работу, но и подход к режиссуре: никакой предвзятости, верность тексту и авторской мысли. И при всей неожиданности трактовки его режиссерский замысел всегда был соотнесен с автором — только с ним, а не с модой, не с желанием удивить или развлечь, пощекотать нервы зрителя.

Пожалуй, наиболее полно и законченно выявились эти принципы подхода мастера к драматургии, к решению пьесы и роли в его работе над пьесами Горького. В творческой судьбе Бориса Андреевича горьковская тема занимает особое место. Завязавшаяся в школьном кружке тоненькая, но прочная, все время крепнущая нить — через прочитанную на экзамене в студию “Фею”, через “Песню о Соколе” и “Песню о Буревестнике”, через сыгранную в 1926 году роль Алешки в “На дне” — неуклонно ведет к работе Бориса Андреевича в Ленинградском Большом драматическом театре имени Горького. Именно там начинает выкристаллизовываться “горьковское ядро” в его творчестве в смысле художественных и этических принципов. Всеми своими режиссерскими работами Бабочкин утверждал острополитическую трактовку горьковских пьес, защищая гуманистические идеалы писателя, борясь с препарированным и осмеянным писателем социальным злом: мещанством, обывательщиной, идеологическим мракобесием. Горьковский цикл в творчестве Бабочкина интересен еще и тем, что дает наглядное представление о работоспособности и эрудиции мастера.

Много лет жизни отдал Борис Андреевич воспитанию творческой молодежи. Сначала, в конце 30-х годов в Ленинграде, и студии при Большом драматическом театре имени Горького, затем в течение многих лет преподавая во ВГИКе. Однажды перед встречей с новым курсом будущих киноактеров он записал в дневнике, размышляя об актерской профессии: “Искусство берет всего человека, целиком... Ему нужно отдать всю жизнь”. Он подтвердил эти слова своим существованием. Бабочкин был рыцарски предан своему делу и не прощал какого-либо неуважения к своей профессии. Не переносил несерьезного отношения к делу, не прощал актерам небрежности речи, непродуманности, приблизительности мысли, стертости формы.

Работая по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, он терзался мыслью, что сделал мало, не отдал людям всего, что мог. “Я хочу умереть стоя”, — записал он в своем дневнике. И он — умер стоя, в работе.

Летним жарким днем 17 июля 1975 года недалеко от Малого театра остановилась легковая машина. Борис Андреевич успел затормозить и никому не принес вреда, но не успел принять сердечное лекарство... Он только что отвез в редакцию газеты “Известия” статью о IX Московском международном кинофестивале, только что побывал в Малом театре, где назначил на следующий день встречу с Игорем Владимировичем Ильинским: Борис Андреевич начинал ставить “Чайку” Чехова, и Ильинский должен был в ней играть...

Уже после того, как Бабочкин ушел из жизни, народный артист СССР Андрей Александрович Гончаров написал о его творчестве: “...Он был самым современным актером из всех ныне действующих. Ярость личного, человеческого и художественного присутствия ощущалась в каждой роли. Играл ли он Чапаева, или Суслова, или старого профессора в “Скучной истории”, он присваивал себе чувства каждого героя полностью и с такой личной эмоциональной силой, мощью духовности существовал в каждой роли, как может только великий актер. Все... говорили о полноте бабочкинского перевоплощения. А мне было интересно, как Бабочкин присутствует в роли безотносительно к взятой им степени характерности. Именно узнаваемость Бабочкина была поразительна”. А народный артист СССР Олег Николаевич Ефремов считал, что “…с таких людей, как Борис Андреевич, Станиславский писал свою систему”.

Использованные материалы:

- Бабочкин Б. Без скидок на возраст /Предисловие и составление Н. Бабочкиной. - М.: Молодая гвардия, 1986.