География История Экономика Образование Культура Личности

Симонов К.М.


Как у любого, кому выпало родиться и расти в семье военного, у него был не один, а несколько городов детства. Последним и особенно значимым в этой череде для Константина Михайловича Симонова стал Саратов, ибо здесь он сделал первые шаги из детства и отрочества в самостоятельную жизнь. С Саратовом Константина Симонова связывало многое. Он сам признавался, что в городе на Волге началась его сознательная жизнь. “Саратов — город моей юности, — сказал как-то журналистам Константин Михайлович. — Любил его и люблю”

Мать писателя, Александра Леонидовна, по второму мужу Иванищева, — настоящая Оболенская, из знаменитого княжеского рода. Нигде не говорится, как и почему она — при своем “опасном” происхождении — осталась в России; немногие фотографии донесли до нас ее элегантный, благородный, породистый облик, — тонкое лицо, изящная поза, со вкусом подобранная (в те нищие времена) одежда, — внешность, по-своему, но унаследованная сыном. Свое аристократическое происхождение Симонов не забывал — хотя и не афишировал.

Мало осталось сведений и об отце Симонова — известно лишь, что был он царский офицер, едва ли не генерал-полковник, погибший в первой мировой войне. В “Автобиографии”, написанной почти накануне кончины, в 1978 году, своего физического отца Симонов даже не упоминает, но зато отчима, Александра Ивановича Иванищева, участника японской и германской войн, а в детстве Симонова преподававшего тактику в рязанском военном училище, с третьего абзаца называет отцом. Симонов действительно любил его и гордился им. “Наша семья жила в командирских общежитиях. Военный быт окружал меня, соседями были тоже военные, да и сама жизнь училища проходила на моих глазах. За окнами, на плацу, проводились утренние и вечерние поверки. Мать участвовала с другими командирскими женами в разных комиссиях содействия; приходившие к родителям гости чаще всего вели разговоры о службе, об армии. Два раза в месяц я, вместе с другими ребятами, ходил на продсклад получать командирское довольствие”.

О роли Александра Григорьевича Иванищева в воспитании Симонова, формировании его мировоззрения точно сказано в книге А. Финка “Константин Симонов”: “Кадровый краоком А.Г. Иванищев воспитывал Симонова с пятилетнего возраста и был для него, по словам поэта, “добрым гением”. Он сумел передать ему свое отношение к жизни, суровые нравственные требования и твердую убежденность, что настоящий солдат — непременно хороший человек. Храбрость и трудолюбие, прямота и обязанность, непримиримость по отношению к лжи, лени, трусости — таковы были душевные качества солдата, которые стремился сформировать отчим. Для него армейское и истинно человеческое, высоконравственное было неразрывно.

В двухэтажном доме по Малой Сергиевской улице (ныне улица Мичурина), где поселился с семьей А. Г. Иванищев, проживало немало сверстников Симонова, детей кадровых командиров Красной Армии. Дом относился к военному ведомству.

На первом этаже жили семьи военнослужащих 32-й Саратовской дивизии. Жили дружно, коммуной. Кухня была одна на всех. Нередко мужское население дома одновременно покидало свои квартиры, выезжая по тревоге то на учения, то на лагерные сборы. Приходилось отлучаться на полевые занятия и А.Г. Иванищеву. Он служил в Саратовской школе переподготовки командного состава запаса преподавателем тактики. Школа находилась в двух минутах ходьбы от дома, в здании бывшей духовной семинарии (ныне Саратовский государственный педагогический институт имени К.А. Федина). Она была создана в числе первых военных учебных заведений молодой Республики Советов на базе пехотно-пулеметных курсов красных командиров, которые, кстати, окончил дважды Герой Советского Союза маршал Н.И. Крылов. 12 июля 1919 года Саратовские пехотные курсы командного состава были отмечены высшей наградой республики — орденом Красного Знамени. К тому времени, когда родители Симонова переехали в Саратов, курсы обучали офицеров запаса. Осенью 1928 года учебное заведение было переведено на территорию военного городка.

Наряду с преподавательской работой А.Г. Иванищев в качестве рецензента активно участвовал в деятельности бюро заочной подготовки. Коллектив преподавателей школы стал инициатором организации заочного обучения командиров запаса. Эту работу высоко оценил ЦИК СССР, наградив школу революционным знаменем. О тех годах Симонов вспоминал: “...Вечерами отчим сидел и готовил схемы к предстоящим занятиям. Иногда я помогал ему. Дисциплина в семье была строгая, чисто военная. Все полагалось делать по часам, в ноль-ноль, опаздывать было нельзя, возражать не полагалось, слово требовалось держать, всякая, даже самая маленькая, ложь презиралась”.

Имя Кирилл, данное при рождении, молодой Симонов своевольно заменил на Константин (хотя мать до своей кончины звала его Кириллом), исходя из невозможности самому четко произнести звуки “р” и “л”.

Окончив семилетку в 1930 году, Константин Симонов "вместо восьмого класса пошел в фабзавуч учиться на токаря". Главной причиной такого решения он назвал "общую атмосферу строительства, которая захватила еще в шестом классе"... К сожалению, ни в публикациях писателя, ни в его архиве не удалось отыскать сведений о том, по какому адресу располагалось в Саратове это училище. Единственная информация — несколько строк из автобиографии писателя: “... в ФЗУ мы 4 часа в день занимались теорией, а 4 часа работали, сперва в собственных мастерских, а потом на заводах. Мне пришлось работать в механическом цеху завода “Универсал”, выпускавшего американские патроны для токарных станков”.

...Мать Кирилла Симонова вздыхала, глядя на бледное, осунувшееся лицо сына. Она была против его решения поступать в ФЗУ. Отчим же считал, что в шестнадцать лет юноша волен принимать самостоятельные решения. Кроме того, материальное положение семьи было далеко не блестящим. “Мы жили туго, в обрез, — вспоминал писатель, — и, когда я на второй год фабзавуча стал приносить 37 рублей в получку, это имело практическое значение для семейного бюджета”. Позже, после переезда с родителями в Москву осенью 1931-го, Константин Симонов устраивается рабочим на “Межрабпомфильм”. Пишет стихи, от разговора с памятником Пушкину до поэмы о гражданской войне. В 1936 году поступает в Литературный институт им. Горького, который успешно заканчивает в 1938-м.

Еще студентом по публикациям в газетах и журналах Симонов приобретает известность как талантливый поэт. Его стихи привлекали открытой искренней гражданственностью, героико-романтическим пафосом, чему способствовала и их тематика — преимущественно военная. В этом, несомненно, сказалось влияние семьи, где высоко чтили победы русского оружия, мужество защитников Отечества, верность военному долгу. И недаром первыми его крупными произведениями стали исторические поэмы "Ледовое побоище" и "Суворов" (кстати, дипломная работа в литинституте).

Путь Симонова-поэта наверх, к признанию и успеху, оказался быстрым. В 1935-м году он вместе с Долматовским еще переводят “Письмо марийского народа товарищу Сталину”, а из стихов 1937-го судьбоносным для Симонова стал замеченный и благосклонно отмеченный “Генерал”, впервые напечатанный в августовском номере “Знамени” — это уже была вторая публикация молодого поэта. В “Новом мире” напечатают симоновских “Однополчан” в следующем, 1938 году.

Молодого поэта отличало точное ощущение современности. Он жил предчувствием грядущих боев за Родину, от которых не мыслил остаться в стороне. Потому в 1939 году он едет в район боевых действий против японских агрессоров у озера Хасан. Результатами этой поездки стали цикл стихов "Монгольская тетрадь" и поэма "Далеко на Востоке". И еще одной вехой творческой биографии К. Симонова стало его приобщение к журналистике: ведь там, на Востоке, он был не "командированным" наблюдателем из столицы, а сотрудником армейской газеты.

А на редакционные задания ездил, между прочим, с молодым, веселым и отчаянным водителем Николаем Двойниковым — нашим земляком, впоследствии известным саратовским хозяйственным работником. Черточки его характера угадываются в танкисте Сергее Луконине — герое первой симоновской пьесы "Парень из нашего города" (1941), вышедшей за несколько месяцев до войны. Что же касается "нашего города", — несомненно, волжского, как явствует из текста, — то сам писатель не раз признавал, что подразумевал под ним Саратов...

С первых дней и до конца Великой Отечественной К.М. Симонов находился, в буквальном смысле этих слов, на переднем крае. Став корреспондентом газеты "Красная звезда", он исколесил фронтовые дороги "от Черного до Баренцева моря" (так называлась четырехтомная книга его очерков, издававшаяся в 1942-45 гг.). Те суровые годы стали для него и временем нового творческого подъема. Почти во всех театрах страны идет одна из лучших в нашей драматургии пьес о войне — симоновские "Русские люди" (1942). Появляется первое большое произведение писателя в прозе — повесть "Дни и ночи" (1943-44) о битве за Сталинград. Выходят три сборника его лирических стихотворений, среди которых получившее подлинно всенародную известность "Жди меня"; строки из него цитировали в письмах с фронта своим любимым даже люди, весьма далекие от поэзии... Именно в самое трудное время войны Симонов отказывается от ее былой романтизации — “Да, война не такая, какой мы писали ее, — / Это горькая штука...” (“Из дневника”, 1941), но он не отказывается от чувств.

Война стала для Симонова вершиной его лирики — и вершиной естественного исполнения им его гражданского и человеческого долга так, как он его понимал. Кроме стихов, была еще и ежедневная газетная работа — в редакции “Красной Звезды” Симонов числился разъездным корреспондентом, и можно себе представить по напечатанным в 70-х годах военным дневникам, сколько ему пришлось работать, — недаром все мемуаристы, не сговариваясь, отмечают уникальную симоновскую организованность и феноменальную работоспособность. Его героями всегда были солдаты, главные победители гитлеровского фашизма. Генералов и офицеров он ценил, прежде всего, по талантливому умению слышать рядового солдата, а не управлять серошинельной "массой", укладывая полк на полк и дивизию на дивизию. Он был солдатским военным корреспондентом — собирателем свидетельств личного подвига рядовых и сержантов на фронтах Великой Отечественной войны...

Война стала для Константина Михайловича самой счастливой порой его жизни. Она оказалась другой, чем ожидалась и прогнозировалась в стихах, более тяжелой, трудной и страшной. Но военные испытания и трудности не были помехой для Константина Михайловича, скорее наоборот. “Всю войну он жил на диво напряженно и насыщенно, в порыве не иссякающего упоения жизнью со всеми ее опасностями, угрозами, радостями, — вспоминает М. Алигер. — Писал со всех самых горячих фронтов, часто возникал в Москве, “отписывался” и снова уезжал. В Москве проводил иногда несколько дней, иногда несколько часов, умудряясь неизменно, как на празднике, погулять с друзьями. Наверно, все, кому случится вспоминать о нем, будут говорить о его фантастической работоспособности, а меня поражало не это его бесспорное свойство, а то, что он, при своей невероятной трудоспособности, умел решительно ни от чего не отказываться. Ни от какой радости, ни от какого праздника”.

Во время войны он выказал большое личное мужество, умея сохранять хладнокровие перед лицом почти неминуемой гибели. По его собственному признанию, "слабину дал два раза".

"Во-первых, когда ехали по германской дороге, вдали от города, и вдруг увидели бегущих и стреляющих вверх наших солдат и офицеров. Они кричали: "Конец войне! Победа!" И я вдруг почувствовал, что темнеет в глазах. Вышел из машины, и меня вырвало в стороне от дороги... Такой вот дикий натурализм приключился...

А вскоре после этого мы попали в настоящий международный концлагерь. Никто из нас не предполагал, что могли существовать лагеря смерти в таких масштабах — многие тысячи советских людей, чехов, поляков, американцев, англичан, французов. Все они бросились к нам, обнимали, благодарили. И вдруг кто-то крикнул: "Смотрите, здесь Константин Симонов!" Честно говоря, я был обескуражен всем остальным настолько, что ничему уже не удивлялся, тут же был подхвачен и водружен на бочку или ящик. Я понял, что надо сказать какие-то самые нужные для этих людей слова. И само собой сказалось: "Жди меня, и я вернусь. Только очень жди..." Оказалось, что они все знали эти стихи... С трудом борясь с собой, почти задыхаясь, я дочитал до конца. И не сдержал слез. Но стыдиться было некого: плакали все — и узники концлагеря, и освободители. Есть предел мужской сдержанности..."

По Берлину в первые майские дни 1945 года подполковник Симонов бродил, удивленный лицом врага при ближайшем рассмотрении. Ему, как и всем остальным в военные годы, "третий рейх" казался кроваво-зловещим, ненавистным, но могучим, со сложной идеологией и насквозь зараженным ею народом. В поверженном "логове врага" он наблюдал мишурность, дешевую обывательскую декоративность символов и лозунгов и немцев, которые далеко не все находились под гипнозом национал-социализма.

В имперской канцелярии Константин Михайлович обнаружил рисунки Гитлера, посвященные подписанию акта капитуляции Франции в Компьене, в железнодорожном вагоне, и огромное количество орденов, "которых хватило бы на три войны". Орденами были плотно усыпаны полы в нескольких комнатах... Оставалось ощущение какой-то душной нереальности и бессмысленности жертв народов ради всего этого... И еще не давала покоя мысль, что "главное дело всей нашей жизни уже позади и, как бы ни сложились в дальнейшем наши судьбы, ничего более важного и значительного, чем штурм Берлина, мы уже не совершим".

...Одурманенный ветром Победы, он вместе с капитаном Евгением Долматовским и двумя штатскими, композиторами Матвеем Блантером и Тихоном Хренниковым, ворвался в берлинский Дом радио. У всей компании родилась идея: записать на пластинках авторский концерт и подарить его на память командующему 8-й гвардейской армией генерал-полковнику Василию Ивановичу Чуйкову и его генералам.

Так появился первый концерт, посвященный Победе, в Берлине 7 мая 1945 года. Второй, считавшийся первым был, 9 мая – на крыльце разрушенного рейхстага. В том радиоконцерте, густо насыщенном свежей атмосферой Победы, Евгений Долматовский читал свои стихи "60 километров до Берлина", Тихон Хренников пел песни из кинофильма "В шесть часов вечера после войны", Матвей Блантер – "Песню военного корреспондента" и "Чемодан" на стихи Симонова. Сам же Константин Михайлович незабываемо прочитал "Ты помнишь, Алеша…" и "Жди меня" – классику военной поэзии.

Именно годы страшного лихолетья дали Симонову возможность реализовать образ настоящего мужчины. Настоящий мужчина знает войну. Настоящий мужчина любит и защищает родину. Настоящий мужчина умеет дружить и ценить настоящую дружбу. Настоящий мужчина любит настоящую женщину.

Первым браком Симонов был женат на Евгении Ласкиной, родной сестре Бориса Ласкина, хрупкой, изящной, насмешливой, филологе и — в будущем — редакторе. В 1939-м у них родился сын, — тогда же Симонов, пропадавший у Ивана Берсенева в Театре Ленинского Комсомола в связи с постановкой своей пьесы, знакомится со знаменитой Валентиной Серовой, молодой вдовой недавно погибшего летчика Анатолия Серова, чья слава многократно превосходила по тем временам весьма скромную — в литературном, подчеркиваю, кругу — известность молодого поэта. Отношения с Серовой, знаменитой по картине “Девушка с характером” больше, чем по театральным постановкам, происходившей из артистической семьи, увенчались не только браком, но и принесшими Симонову оглушительную популярность стихами. Но брак распался, и вместе с ним навсегда ушла любовная симоновская лирика — больше ничего подобного тому эмоциональному взлету с Симоновым не случится.

…Отгремели последние залпы Великой Отечественной, на высшем уровне выпили "за великий русский народ", а вскоре многие герои войны, не только солдаты, но и генералы оказались за колючей проволокой.Словом, победителям недвусмысленно дали понять, что "в карете прошлого далеко не уедешь" — и на долгие годы праздник Победы стал узко семейным. Появилась даже известная песенка со словами: "Молодежи довольно смеяться и петь, старикам — вспоминать про бомбежку..."

В эти непростые для страны годы, когда еще ухудшилась международная обстановка, и на политическом горизонте замаячила тень новой, "холодной" войны, К.М. Симонов побывал в ряде стран Европы, США и Канаде, Китае и Японии, выступая страстным пропагандистом мира и дружбы между народами. По впечатлениям от этих поездок им написаны пьеса "Русский вопрос" (1946) и книга стихов "Друзья и враги" (1949). Общественная деятельность, работа в правлении Союза писателей, руководство журналом "Новый мир" и "Литературной газетой"… Поразительно, как Симонову удавалось на протяжении десятилетий заниматься всем этим и многим другим без ущерба собственному творчеству, поистине многогранному. Поэт, прозаик, драматург, он был еще публицистом, критиком, переводчиком, писал киносценарии, оставил интереснейшие дневники и воспоминания. Жадный до всего нового, не обошел вниманием и молодую "музу" телевидения, создав для голубого экрана цикл волнующих передач "Солдатские мемуары"...

Правда, для самого писателя почти двадцать лет творческой жизни прошли преимущественно под знаком работы над прозой — большой прозой о войне. В 1952 году он опубликовал свой первый роман "Товарищи по оружию". А затем один за другим из-под его пера выходят романы "Живые и мертвые" (1959), "Солдатами не рождаются" (1963-64) и "Последнее лето" (1970-71) - связанная общностью ряда персонажей трилогия о Великой Отечественной войне. В мыслях и поступках своих героев — от генерала Серпилина до рядовых солдат — он видит проявление обычных свойств характера этих людей. Да, солдатами не рождаются, но война обостряет человеческие качества, основы которых заложены в мирной жизни, и, прежде всего, чувство долга. Потому, считает и убеждает нас автор, героизм в этих условиях становится явлением каждодневным и массовым. И в нем — исток нашей Победы.

Но "удачник" Симонов испытал и опалу. В конце 50-х годов ему пришлось срочно уехать долой с глаз правительства, которому он не угодил, в частности, слишком настойчивой памятью о жертвах, которые принес народ в годы войны. Во время войны слово "Ташкент" стало синонимом понятия "эвакуация". Подполковник Константин Симонов отправился в эвакуацию после Победы. В самые трудные для него годы друзья и даже враги верили в благополучный исход этой нелепой истории. Был опубликован дружеский шарж Л. Игина с эпиграммой: "Жди меня, и я вернусь снова в литвожди". Если отбросить общественные и руководящие посты, которые он занимал, и определить его влияние, так сказать, в чистом виде, лучше всего обратиться к стихам Евгения Евтушенко, написанным уже в семидесятые годы:

Константин Михайлович Симонов,
Вы в душе моей и в дому.
Не из вымпелов. Не из символов —
Я вообще не молюсь никому...

А затем была экранизация симоновских "Живых и мертвых". После выхода в свет этого романа и, особенно, после того как его события ожили на киноэкране, началось сложнейшее противостояние Константина Симонова и Главного политуправления Советской Армии. Официальные идеологи патриотизма не желали вспоминать о годах отступления и массовых окружений наших полков, дивизий и даже армий превосходящим в технике и боевой готовности противником. Подобно тому, как нечистые духом люди в трудные годы оправдывали себя формулой "война все спишет", ложные патриоты в генеральских погонах в канун 20-летия Победы и в разгар "холодной войны" заявляли: "Победа смыла позор поражения, если даже он был. Но исторически зафиксировано в приказах Верховного командования и сводках Информбюро, что наши войска отступали на заранее заготовленные позиции". Слушать такого рода "аргументы" было стыдно даже ребенку, но Главпур стоял на своем.

Однако кончились времена, когда советского гражданина даже с таким именем как Константин Симонов могли упрятать за решетку по самому бредовому политическому обвинению. Да и внутри армии все было уже не так, как в недавнем сталинском прошлом.

Когда Симонова упрекали в популяризации периода отступления, он всегда приводил один аргумент, против которого возразить нечего - стихотворение, написанное в самые горькие годы. И добавлял: "Если уж Сталин не осудил мои стихи об отступлении, что же вы так стараетесь?.." Вот эти жесткие стихи:

Опять мы отходим, товарищ,
Опять проиграли мы бой.
Кровавое солнце позора
Восходит у нас за спиной.

Мы мертвым глаза не закрыли.
Придется нам вдовам сказать:
Мы слишком с тобою спешили,
Чтоб долг им последний отдать…

... Горькие и тяжелые стихи, не оставляющие слушателей равнодушными ни в 40-х годах, ни в 70-х, ни сейчас, уже в другом веке…

Появление "Живых и мертвых" на киноэкранах стало стихийным всенародным событием.

Никогда Константин Михайлович Симонов не был кумиром, зато всегда — живым пульсирующим генератором антивоенного гуманизма особого рода: от имени человека, повидавшего все уродства войны, он звал не к пацифизму, а к умению жертвенно сражаться в защиту семьи, народа, сохранения мира.

Умер К.М. Симонов до обидного рано, в 1979 году. Он завещал сжечь свой прах и пепел рассыпать по полю, на котором он чудом остался живым в одном из сражений...

Замечательный писатель, чье творчество при его жизни пользовалось широким признанием, было отмечено многими государственными наградами и премиями, в том числе Ленинской, званием Героя Социалистического Труда, заслуживает право остаться и в памяти сегодняшних читателей. Особо, по-своему — саратовских. Ведь на страницах его книг запечатлены пусть немногие, но выразительные и дорогие нам черты облика нашего города, характеров его жителей. И сделать это мог, конечно, только человек, говоря его же словами, "из нашего города"…

Использованные материалы:
- Иванова Н. Константин Симонов глазами человека моего поколения.//Знамя №7, 1999. - с.192-207
- Кравцов А. Прощанье перед вечностью.//Смена №5, 2001. - с.18-27
- Русские писатели. ХХ век: Биобиблиографический словарь. Т.2. - Москва: Просвещение, 1998.
- Федоров В. "…Из нашего города": К 85-летию со дня рождения К.М. Симонова. //Деловая газета, 28 ноября, 2000.