Мордовцев Д.Л.

Большой вклад в дело изучения прошлого саратовского края внес известный во второй половине прошлого века писатель и публицист Даниил Лукич Мордовцев (1830—1905), чья жизнь и творчество были долгие годы связаны с Саратовом.

Впервые в Саратов он попал в августе 1844 года, когда его, четырнадцатилетнего мальчика, приняли во второй класс мужской гимназии. Здесь будущий писатель быстро становится одним из лучших учеников. Он много читает, успешно развивает лингвистические способности, организует литературный журнал. В гимназические годы Мордовцев подружился с А.Н. Пыпиным. В доме Пыпиных он впервые услышал о Николае Гавриловиче Чернышевском. Окончив с отличием гимназию, юноша продолжал образование в Казанском, а затем в Петербургском университетах. В 1854 году он вновь возвращается в Саратов, где становится домашним учителем.

Формирование общественно-политических, научных, литературных взглядов Мордовцева совпало с важным и поворотным в истории России временем. Поражение в Крымской войне обнажило ужасающую экономическую и культурную отсталость страны. В этих условиях неизбежным явлением становится подъем общественно-политических настроений, заметное оживление общественной жизни, достигшее наивысшего подъема в годы первой русской революционной ситуации конца 50-х — начала 60-х годов.

В этом политическом водовороте Мордовцев проявил себя как носитель подлинно демократических убеждений, тесно связанный с революционно-демократическим лагерем. В мемуарах “Из минувшего и пережитого” Мордовцев вспоминал: “Пятидесятые годы, как вы, люди добрые, помните, а точнее конец пятидесятых годов, — это были годы всяческих обличений. Герцен громко звонил в свой говорящий “Колокол” в Лондоне... Щедрин обличал всех... Отец Тарас и батагом и пугачом мордовал всякую щедрую неправду, что весь мир заполонила... А как говорится: куда иголка — туда и нитка. Я и был тогда такой же ниткой, куда Герцен и отец Тарас, туда и я”.

Через писательницу А.Н. Пасхалову, которая с осени 1854 года стала его женой, Мордовцев близко познакомился с Н.Г. Чернышевским. “Сердечные отношения между Костомаровым, Чернышевским и Мордовцевым были неизменны и по переезде их в Петербург, — писал И.И. Воронов, ученик Чернышевского по Саратовской гимназии. — В Саратове же этот триумвират назывался духовно-просветительным, каковым он был в действительности, так как на вечера, устраиваемые поочередно этими деятелями, приглашались учителя гимназии и некоторые ее ученики, известные Чернышевскому как люди развитые, интересующиеся научными сведениями”. Три десятилетия спустя Мордовцев в повести “Профессор Ратмиров” вспомнит о дружбе с Костомаровым и Чернышевским. В образе сосланного под негласный надзор полиции в волжский город Желтогорск профессора Ратмирова нетрудно узнать Костомарова. А Чернышевский послужил прототипом другого героя — Николая Гавриловича Альтани.

В 1856 году Даниил Лукич становится редактором “неофициальной части” единственной в городе газеты “Саратовские губернские ведомости”. Писатель часто выступает с очерками, рисующими прошлую и современную жизнь края, показывающими сложный процесс становления нового общественного строя — капитализма. В разное время с 1857 по 1862 годы им были опубликованы статьи “Опыт собирания нравственной статистики”, “Город Балашов”, “Очерки заводского и фабричного производства в г. Кузнецке и его уезде”, “Историко-статистический очерк г. Царицына”, “О движении волжского пароходства”, “Картины судоходства на Медведице”, “Местные заметки по летописи Саратова” и другие. Гневно выступал Мордовцев против помещичьих жестокостей, произвола и беззакония, творимого губернской администрацией. В 1859 году он привлекается к ответственности за публикацию фельетона, обличавшего карательную экспедицию царских войск против саратовских крестьян. А через несколько лет губернатор заставил Мордовцева отказаться от редакторской деятельности.

В Саратове Даниил Лукич создает два литературных произведения, показывающих духовные искания разночинцев-интеллигентов 60—70-х годов прошлого столетия. Это повесть “Новые русские люди” и роман “Знамение времени”. Герои их вслед за героями Чернышевского проповедовали идеалы служения трудовому народу, веру в будущее России.

Немало времени и сил в эти годы Даниил Лукич отдает созданию исторических исследований, в которых, по словам одного из современников, “впустил народ в историческую науку”. Им написано несколько десятков очерков по истории саратовского края, составленных главным образом по документам из фондов Царицынского архива. Основной темой исследований Мордовцева о нашем крае явилась Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева. Исследователь старался выявить закономерности исторического процесса, которые привели к восстанию, и указывал, что “пугачевщина была не последствием яицких смут и появления самозванца и не продуктом какой-либо интригующей партии, а естественным продуктом всей России и плодом ненормального состояния всего государственного строя”. Закономерность эту Мордовцев увидел в том, что процесс усиления эксплуатации вызвал обратную реакцию. Когда пугачевские войска вошли в саратовский край, то “все села и деревни поднялись на ноги; иные вставали, когда приходили к ним пугачевские их элементы; другие поднимались, не дожидаясь приказаний самозванца и его полковников”.

Описывая штурм Саратова, Мордовцев полемизирует с “Историей Пугачева” А.С. Пушкина. Последний пытался доказать, что Саратов сопротивлялся Пугачеву до последней возможности и особая роль, в защите города принадлежала коменданту Бошняку, а Мордовцев совершенно справедливо утверждал, что многие саратовцы бежали к восставшим еще до штурма города, что распоряжения правительственной администрации не выполнялись. Отрезанный от города, Бошняк бежал, бросив собранные им войска на произвол судьбы. “Он [Пушкин], — замечает Мордовцев, — заметно, был несколько пристрастен к Бошняку, которого везде выставляет героем... Впрочем, у Пушкина немало не только сомнительных мест, но даже просто ошибочных”. Вместе с тем эти выводы Мордовцев основывает не на детальном анализе различных архивных источников. Его соображения о пребывании Пугачева в Саратове основываются на единственном, хотя ранее и неизвестном, источнике: в распоряжении исследователя имелась запись рассказа о взятии Пугачевым Саратова саратовца Калмыкова, сделанная в 1825 году неким Никитиным-вторым.

Совершенно справедливо Мордовцев придает большое значение в изображении событий крестьянской войны в саратовском крае обороне Царицына. Царицын был не просто вторым по величине городом края, но имел важное военно-стратегическое значение, ибо закрывал восставшим путь на Дон.

Разгром основных сил Пугачева не означал, по мнению Мордовцева, прекращения крестьянской войны. “Шайки разбойников, — говорит он, — правильно организованные, с выборными атаманами и есаулами, бродили по России, грабили, вешали и жгли всех, кем были недовольны”. Исследователь указывает, что основным регионом, где скрывались остатки пугачевского войска, являлось Саратовское Поволжье. “Волнение, — пишет он, — заметно преимущественно в юго-восточных пределах империи, где разбойники нападали на плывущие по Волге суда, разбивали обозы и жгли села, не боясь ни высылок из крепостей, ни войск, растянутых по всему Поволжью, начальство над которым вверено было лучшим генералам того времени - графу Петру Ивановичу Панину, Суворову и другим”. К числу таких уцелевших пугачевцев относятся разбойничьи атаманы Филиппов, Сучков, Брагин, Зубакин.

“Весной 1775 года, — говорит Д.Л. Мордовцев, — юго-восточный край, еще не успокоившийся после тяжелой поры пугачевщины, взволнован был новой вестью, что в скором времени должен появиться некто Заметаев и произведет волнение, подобное тому, какое произвел Пугачев”. Документы, извлеченные из царицынского уездного архива Костомаровым и переданные Мордовцеву, позволили последнему установить некоторые данные об этом атамане. В 1773 году Игнат Заметаев был отдан в солдаты в кизлярский пехотный полк, откуда летом 1774 года бежал и в мае 1775 года появился с отрядом бывших пугачевцев на Волге.

Обобщены были Мордовцевым и легенды о разбойничьем атамане Беркуте, отряды которого бродили в окрестностях Саратова.

Блестящую характеристику дал Даниил Лукич как самому Пугачеву, так и его сподвижникам. Полемизируя с А.С. Пушкиным, в очерке “Пугачевский полковник Иван Иванов” он пишет: “Историческая страница, на которой встречаются имена Екатерины, Румянцева, двух Паниных, Суворова, Бибикова, Михельсона, Вольтера и Державина, не должна быть потеряна для потомства не потому только, что на ней встречаются эти имена, которые и без того не будут забыты потомством, а именно потому, что эти страницы вмещают в себя имена Пугачева, Чики, Хлопуши, Иванова, Череватого, Каменского и других, вышедших из среды того народа, который в другие исторические этапы является таким великим народом”. С одной стороны Мордовцев показывает полный развал государственных учреждений, неспособность организовать отпор восставшим. И казанский губернатор Брандт, и астраханский губернатор Кречетников, в начале восстания переехавший в Саратов, чтобы быть поближе к театру военных действий, а затем бежавший назад в Астрахань, были не в состоянии оказать Пугачеву серьезное сопротивление. С другой стороны — бывшие каторжники, проявившие себя способными полководцами и государственными деятелями. “Его жизнь, — говорит Даниил Лукич о Пугачеве, — доказала, что человек этот обладал большими дарованиями. Он был и полководцем и тактиком. Он умел с помощью ума и такта руководить огромными массами беспокойного и полудикого народа”.

Подобные высказывания Мордовцева вызвали резкие нападки со стороны монархически настроенных историков. Леопольдов назвал работы Мордовцева “чисто вздорными сказаниями”. Царский генерал Н.Ф. Дубровин, автор трехтомной монографии о Пугачеве, утверждал: “Исследования Мордовцева имеют цель скомпрометировать русских государственных деятелей эпохи пугачевщины”.

Работая в саратовских архивах, Даниил Лукич собрал яркий фактический материал, который давал исследователю возможность “создать картину того, как пахал землю, вносил подать, отбывал рекрутчину, благоденствовал и страдал русский народ, как он коснел и развивался, как он подчас бунтовал и разбойничал целыми массами”.

В 1871 году, когда исполнилось десятилетие со дня отмены крепостного права, Мордовцев, занимавший тогда должность правителя дел губернской канцелярии, написал книгу исторических очерков "Накануне воли". Используя архивные материалы, к которым имел доступ по своему служебному положению, он создает выразительную картину беззаконий, творимых саратовскими крепостниками. В мемуарном очерке А.Н. Пыпина “Мои заметки” подробно рассказывается, как создавалась эта “одна из самых страшных книг, какие являлись в нашей литературе”: “В то время, а 50-х годах, поднят был в Саратове вопрос об очистке местных архивов, другими словами, о массовом уничтожении старых, “ненужных” дел. Даниил Лукич... питал исторические интересы, особливо к народно-бытовой истории, зная цену архивных документов, и успел спасти большую долю “ненужных” дел от уничтожения. Он извлек из них обширный материал, из которого и составилась упомянутая книга. Архивные бумаги губернского правления именно заключали в себе целый ряд дел о крестьянских бунтах... Материал, заключенный в статьях, из которого потом составлялась книга, был исторический материал величайшего интереса, материал, в своем роде единственный в нашей литературе: [он] доставлял одно из наглядных и поражающих доказательств необходимости освобождения крестьян, одно из простых и разительных объяснений того нравственного возбуждения, на каких опиралась, особенно в молодых поколениях, лихорадочная жажда преобразований”.

Главное управление по делам печати запретило публикацию очерков в журнале “Дело”, а когда в 1889 году они были выпущены отдельной книгой, то были по специальному постановлению особого совещания при министре внутренних дел запрещены и сожжены. Мордовцева признали “безусловно политически вредным” писателем, который “не может быть терпимым на таком ответственном посту, как пост правителя губернской канцелярии”. Министр внутренних дел И.Н. Дурново обвинил Мордовцева в преднамеренной тенденциозности, в том, что он специально собирал “материалы исключительно из дел о злоупотреблениях помещиков властью”. В 1873 году саратовский губернатор М.Н. Галкин-Врасский предложил Мордовцеву подать в отставку. Даниил Лукич переехал в Петербург.

Но связи с Саратовом не прерывались. Мордовцев активно участвовал в деятельности местной архивной комиссии, являвшейся главным центром по изучению прошлого нашего края. Он подарил Саратовской ученой архивной комиссии рукопись мемуаров П.И. Рычкова, которой пользовался А.С. Пушкин при написании “Истории Пугачева”…

Использованные материалы:

- Захаров В. Исследователи народных движений: Историко-краеведческая деятельность Н.И. Костомарова и Д.Л. Мордовцева. - Годы и люди. Вып.6. - Саратов: Приволжское издательство "Детская книга", 1992.