География История Экономика Образование Культура Личности

Александр Дюма


8 октября 1858 года к саратовской пристани пришвартовался пароход “Нахимов”. С него сошли двое мужчин. Один — полный, с густой шевелюрой, улыбающийся господин, вслушивался в говор толпы, но, по всей видимости, не понимал ни слова. Его спутник, со скучающим видом, был недоволен колючей изморосью и невероятной грязью на улице.

Полный господин был известным писателем, произведениями которого в России зачитывались не меньше, чем на его родине. Его звали Александр Дюма.

Россия постоянно манила А. Дюма. Необъятная страна, казавшаяся писателю полудикой, возбуждала его интерес. Но дорога в империю Романовых ему долго была заказана: прославленный автор “Трех мушкетеров” находился на подозрении у царского правительства, Николай I его ненавидел.

В 1840 году во Франции появляется в свет очередной роман плодовитого Дюма. Он называется “Записки учителя фехтования, или Восемнадцать месяцев в С.-Петербурге”. В основу сюжета легла история декабриста И.А. Анненкова и француженки Полины Гебль. Дюма осмелился сделать героем книги одного из тех, кого Николай I хотел предать забвению. О декабристах было запрещено упоминать, и вот появляется художественное произведение, в котором с симпатией говорится о заброшенных на край света каторжниках. И этот роман читает вся Европа! Нет, пока был жив Николай I, Дюма мог только мечтать о России.

Прошли годы. На престоле Александр II. Дюма делает попытку осуществить свои давние планы. Наконец он получает разрешение совершить путешествие по России.

...Экипаж с Дюма и его спутником проехал мимо старого гостиного двора на Московской улице в направлении Театральной площади. “Саратовские губернские ведомости” писали 1 января 1859 года: “Здесь появился новый гостиный двор, богаче и изящнее старого, народный рынок и биржа. Сюда перешли лавки с красными и галантерейными товарами... Сюда передвинулись заведения модисток, портных... здесь бродит толпами народ... Жизнь перешла сюда со всем своим шумом и говором”.

Автор цитируемой заметки утверждал, что Саратов сильно изменился как раз за последнее время. Причин тому, по его мнению, несколько. Во-первых, умножилось население, во-вторых, “стало слышно, что к Саратову будет проведена железная дорога от Москвы”.

Эти слухи весьма показательны. Развитие торговли и ремесел, рост мелких предприятий вызывали необходимость надежной и быстрой связи с центром страны. Естественно, городу стало тесно в старых рамках, он рос, уходя своими окраинами все дальше от Волги. По сообщениям печати того времени, за четыре последних месяца 1858 года “взято неслыханное количество новых мест, а именно такое, что когда все эти новоотведенные места застроятся, то образуется почти целый новый город”. Центр города переместился к середине прошлого столетия в район нынешней площади Революции. Вот сюда, к новому гостиному двору, лежал путь Дюма. Из-за непредвиденной остановки писатель оказался в Саратове и решил познакомиться с ним.

Свое многодневное путешествие А. Дюма весьма подробно описал в книге “В России (от Парижа до Астрахани)”. Полистаем пожелтевшие от времени страницы небольшого по формату томика. “Через три дня после нашего отъезда из Казани мы прибыли в Саратов”. Остановка была незапланированной. Дюма сначала огорчился: “Это было печально. Мы не имели писем в Саратов, мы не знали в нем решительно никого; мы предполагали, что смертельно проскучаем в течение этих двух дней”.

Пройдет не так много времени, и Дюма уже не будет жалеть о вынужденной остановке. А пока даже погода подчеркивала, как отмечает он, грустный вид этой страны. Мостовые ему кажутся (и не без оснований) ужасными, улицы — грязными. Спутник писателя Калино, исполняющий обязанности переводчика, информирует его, что в Саратове в ту пору насчитывалось тридцать тысяч жителей, имелось шесть церквей, два монастыря, одна гимназия и что пожар 1811 года за шесть часов уничтожил 1700 домов. Уже привыкнув к тому, что путешествие по России проходит весело и шумно, А. Дюма не намерен мириться с двухдневной скукой.

Рядом с новым гостиным двором стоял двухэтажный дом, на нем Дюма видит вывеску: “Аделаида Сервье”. “Ax, — говорит он своему спутнику, — мы спасены, дорогой друг. Здесь есть французы или, по крайней мере, одна француженка”. И он ринулся в магазин, который содержала его соотечественница. На шум открываемой двери выходит одетая по парижской моде молодая женщина с улыбкой на губах. Писатель приветствует ее и интересуется, как быть, если приезжаешь в Саратов на два дня и боишься умереть здесь от скуки?

Начинается легкая, полная юмора беседа. Получив приглашение отобедать, Дюма шутливо заявляет, что обязательно будет готовить сам, так как супруги Сервье непременно “испортились” в России. Узнав, что они здесь всего три года, он меняет решение: “В таком случае я доверяюсь вам: не так давно вы покинули Францию, чтобы утратить традиции ее кухни”.

Вскоре появляется один из знакомых четы Сервье — князь Лобанов с просьбой представить его месье Дюма. Оказывается, он узнал о прибытии знаменитого француза от... саратовского полицеймейстера. Хозяева посылают за другой своей знакомой, молодой поэтессой. Дюма “в ужасе”. Он говорит: “Женщина — поэт, дорогая моя! Мы увидим самолюбие, нуждающееся в ласке; лучше ласкать дикобраза”. Ему возражают: поэтесса талантлива.

Стихи мадам Зинаиды понравились Дюма. Он переводит и включает в свою книгу два ее стихотворения: “Метель” и “Умирающая звезда”, утверждая, что по ним можно судить о таланте автора. “Не правда ли, — пишет Дюма, — любопытно, что повсюду находит себя поэзия, этот всеобщий язык влюбленных сердец. Если когда-нибудь я совершу путешествие вокруг света, я буду собирать песни любви повсюду, где бы ни ступила моя нога, и я опубликую эти самые различные проявления человеческой страсти, одинаковой на всех широтах, под названием “История сердца”.

В путевых очерках, посвященных путешествию по России, Дюма стремился не только рассказать об обычаях, нравах, истории “великой империи Севера” (его собственное выражение), но и познакомить французских читателей с русской поэзией. Он переводит Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Рылеева, Вяземского, причем не прозой, как это обычно делалось в те времена, а стихами. Значение данного факта трудно переоценить. В печати высказывалось даже утверждение, что путевые очерки Дюма “стали одной из первых антологий русской поэзии, тогда еще почти неизвестной его соотечественникам”.

Разумеется, никоим образом нельзя равнять мадам Зинаиду с теми прекрасными поэтами, которых Дюма переводил по совету своих русских коллег. Но видимо, чем-то заинтересовала его и наша землячка. Неизвестно, как звучали ее строки в подлиннике, но перевод позволяет считать, что их отличали образность, высокий лирический накал.

В конце посвященной нашему городу главы писатель приходит к выводу, что его мрачные предположения не оправдались и два саратовских дня станут едва ли не лучшими днями его путешествия от Парижа до Астрахани.

“В восемь часов вечера мы покидали наших новых друзей, которые, я в этом уверен, сохранят память обо мне, как я сохраню о них. Они нас проводят до судна, где останутся до тех пор, пока поднимут якорь”.

Хотя Александр II и разрешил эту поездку, его весьма беспокоило пребывание Дюма в России. 18 июля 1858 года в III отделении было начато дело № 125 “об учреждении надзора за французским подданным, писателем Александром Дюма”. В этот день возглавляющий политическую полицию князь В.А. Долгоруков послал предписание в ряд городов, которые намеревался посетить автор “Записок учителя фехтования”. В нем предлагалось “учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести”.

И донесения следовали одно за другим. В документах царской охранки обнаружено и следующее послание шефу жандармов от начальника 7-го округа корпуса жандармов генерал-лейтенанта и кавалера Львова 1-го.

"...В Самару прибыл на пароходе и с оного на берег не сходил и вскоре отправился в Саратов, куда прибыл 8-го числа сего месяца, потребовал извозчика, поехавши с ним по городу, расспрашивал у него — не живет ли кто в Саратове из французов, и, когда узнал о проживании там француза Сервье, торгующего дамскими уборами, отправился к нему в магазин, куда вскоре приехал саратовский полицеймейстер Позняк и пробыл тут, пока Дюма пил кофе и ел приготовленную для него рыбу, а в 8 часов вечера г. Дюма возвратился обратно на пароход. На другой день в 10 часов утра были у Дюма на пароходе чиновник, состоящий при саратовском губернаторе, князь Лобанов-Ростовский и полицеймейстер Позняк, с которым Дюма, ездя по Саратову, заезжал к фотографу, снял там с себя портрет и подарил его г. Позняку и потом отправился обедать к нему; тут же были: председатель Саратовской казенной палаты статский советник Ган, полковник, служащий в VII округе путей сообщения Терме и князь Лобанов-Ростовский. После обеда г. Дюма при сопровождении вышеозначенных лиц отправился на пароход и в 5 часов вечера отплыл в Астрахань (откуда я донесения еще не получал). Разговор г. Дюма вел самый скромный и заключался большей частью в расспрашивании о саратовской торговле, рыбном богатстве реки Волги и разной промышленности саратовских купцов и тому подобном".

Таким образом, объятия высоких чинов были лишь средством, чтобы отдалить Дюма от русского народа, не дать возможности увидеть Россию такой, какой она была — нищей, несчастной и угнетенной.

Очерки А. Дюма, описывающие его многомесячное путешествие по России, пользовались большим вниманием современников. Они публиковались в издаваемых автором журналах, не раз выходили отдельными книгами, причем не только во Франции. Интерес к путевым запискам великого романиста сохранился и до наших дней: после столетнего перерыва, в 1961 году, их переиздали в Париже.

Саратову Дюма посвятил лишь 12 страничек. Казалось бы, его впечатления мимолетны и случайны, но нам они позволили заглянуть и лучше узнать прошлое родного города…

Использованные материалы:
- Азеф В. Дюма: 12 страниц о Саратове. - Годы и люди. Вып. 2 – Саратов: Приволжское книжное издательство, 1986.