География История Экономика Образование Культура Личности

Кайсаров А.С.


Среди офицеров и даже генералов, участников славной эпопеи 1812—1815 годов, есть малоизвестные и совсем забытые имена. В числе их Андрей Сергеевич Кайсаров, профессор Дерптского университета. Кайсаров происходил из старинного дворянского рода, начало которого восходит к XV веку. Его отец — отставной секунд-майор Сергей Андреевич Кайсаров — был помещиком средней руки. Владения Кайсаровых раскинулись в Рязанской, Тамбовской и Саратовской губерниях.

В Аткарском уезде Саратовской губернии им принадлежали села Ломовка и Барановка. В последнем 16 ноября 1782 года и родился Андрей. Любовь к Саратовщине сохранилась у него на всю жизнь. Уже будучи взрослым, он в стихотворении “Прости Саратову” писал: “Пора, брат, со двора, пора в Рязань пуститься, поплакав, потужив, с Саратовом проститься...” Кроме него в семье было еще три сына — Петр (род. в 1777 г.), ставший сенатором, Михаил (род. в 1780 г.), дослужившийся до поста директора мануфактур и внутренней торговли, и Паисий (род. в 1783 г.), будущий генерал, герой Отечественной войны 1812 года.

Детские годы Андрея прошли в московской патриархальной среде. Он получил хорошее домашнее образование, а тринадцати лет поступил в Благородный пансион при Московском университете. Этот пансион считался одним из лучших учебных заведений России. Его воспитанники кроме гимназического курса изучали правоведение, иностранные языки, военное дело, фехтование и танцы. Наиболее успевавшим разрешалось посещать университетские лекции.

Но недолгой была учеба Кайсарова. После воцарения Павла I он вынужден был оставить пансион и вступить в действительную военную службу. Андрея определили в лейб-гвардии Семеновский полк, а через год произвели в офицеры с переводом в Москву. Здесь он познакомился с молодым литератором и вольнодумцем Андреем Ивановичем Тургеневым, а через него и со всей тургеневской семьей. Под влиянием своего друга Кайсаров усиленно занимается самообразованием: изучает философию, немецкий язык и литературу. Андрей Тургенев в одном из своих писем шутливо писал: “Здоров ли ты, мой милой? Ты все жалуешься головою. Видно, бог ошибкою тебе слишком много переложил мозгу; оттого она и тяжела у тебя”.

Армейская атмосфера, наполненная невежеством и воровством, муштрой и палочной дисциплиной, все больше тяготила Кайсарова, но в отставку молодому штабс-капитану удалось выйти только в 1801 году.

…Путь Кайсарова к преподавательской кафедре был долог и труден. Возобновив занятия в Московском университете, он вместе с Александром Тургеневым и группой русских студентов в 1802 году едет в Геттинген, чтобы там завершить свое образование. Думал ли тогда двадцатилетний юноша, что через восемь лет он будет известен всему ученому миру? Вряд ли.

24 сентября студенты прибыли в Геттинген. Город поразил их своей красотой, спокойным величием. Спустя почти сорок лет Александр Тургенев, вспоминая годы своей молодости, записал в своем дневнике: “Геттинген, Геттинген! Ты еще и теперь жизнь моего отжившего сердца; ты еще и теперь разделяешь господство над ним с Симбирском и Волгою...”

Научная атмосфера университета сразу же увлекла любознательных юношей. Вскоре Кайсаров с удивлением писал Андрею Тургеневу: “Я подумал, что не худо будет, если я буду ходить больше нежели на две лекции, и — хожу на шесть...” Официально Кайсаров значился как изучающий юриспруденцию. В то же время он старательно штудировал химию и медицину, логику и философию, древнюю, новую и русскую историю, а также иностранные языки. М.Я. Мудров, посетивший университет в начале декабря 1803 года, так писал о Кайсарове: “Молод, а прихватывает знатно. Будет человек...”

С большим уважением относился Андрей к преподавателям, особенно к А.-Л. Шлёцеру. В одном из своих писем к Андрею Тургеневу он восхищенно сообщает: “Здешние профессора на лекциях редко заглядывают в свои тетради, не так, как у нас, У нас иные сами говорят: “Семь лет читаю, но не понимаю”.

Находясь вдали от России, Андрей жадно ловил каждое известие с родины. В обществе витали толки о конституционных преобразованиях, которые якобы проведет Александр I. Со всех сторон сыпались проекты реформ, в том числе о крепостном праве. Не остался в стороне и Кайсаров: он пишет работу, в которой доказывает необходимость освобождения крестьян и преимущество свободного труда перед крепостным.

“Человек рождается свободным, и никому не дано права быть господином над другим”, — утверждает автор. “Крепостное право не опирается ни на какое законное обоснование”, — делает вывод Кайсаров. Сознавая остроту крестьянского вопроса, он так отозвался о своем труде: “Материя весьма важная, но и щекотливая. Сими несколькими листами сделаю я себе много неприятелей в отечестве, но правда, думаю я, приятнее слепых приятелей”. В апреле 1806 года работа была закончена и защищена 3 мая на философском факультете как докторская диссертация.

И вновь молодой ученый засобирался в дорогу: его путь лежал в страны Западной Европы — Англию, Францию, Шотландию. В Париже Кайсаров был избран членом академического общества, шотландский город Дамфри избрал его своим почетным гражданином, а в Эдинбургском университете была защищена еще одна диссертация — по медицине.

Но в России обладатель двух докторских степеней оказался не у дел. Только летом 1810 года друзья помогли ему найти место на кафедре русского языка и литературы Дерптского университета. 25 августа Кайсаров был избран профессором “российской словесности”, 6 сентября утвержден, и, наконец, 1 февраля 1811 года “новоиспеченный профессор”, как в шутку называл его Александр Тургенев, подписал на собрании Совета служебную присягу.

С началом весеннего семестра Кайсаров приступил к чтению лекционного курса “Древняя русская история в памятниках языка” и ведению семинаров. Студенты сразу же прониклись уважением к своему двадцатисемилетнему профессору. Немало друзей появилось у него среди передовой профессуры. Самыми близкими из них стали Фредерик Рамбах и Карл Бурдах. Последний так отзывался об Андрее Сергеевиче:

“Он был благородный человек и принадлежал к тем молодым русским, которые, будучи воодушевлены любовью к отечеству, сделали своей целью возвысить славянскую нацию в ее свободном, собственном развитии”.

В Дерпте Кайсаров выступил с инициативой утвердить при университете общество переводчиков, для которого он написал “Примерный устав”, ратуя за распространение в России просвещения, за перевод и издание лучших иностранных книг. Наряду с этим молодой ученый с тревогой писал о вторжении иностранных языков в “российскую словесность”.

“Мы, — с горечью замечал он, — рассуждаем по-немецки, мы шутим по-французски, а по-русски только молимся богу или браним наших служителей”.

12 ноября 1811 года в актовом зале университета Кайсаров публично выступил с “Речью о любви к Отечеству на случай побед, одержанных русским воинством на правом берегу Дуная”. В ней он не только воспел подвиг русских солдат, но и дал ответ на вопрос, “что есть Отечество” для человека.

“Оно есть вместилище всего для сердца нашего любезного! Оно заключает в себе все то, без чего мы быть не можем, следовательно, и без него, без любезного Отечества... Проклята да будет ненавистная мысль, — гневно восклицает автор, — что там Отечество, где хорошо! Ах, нет! Только в Отечестве нашем может сердцу нашему быть хорошо!”

К началу 1812 года Кайсаров приобрел такую популярность, что при выборе ректора получил всего на три голоса меньше Паррота — тогдашнего ректора. А в мае того же года был избран деканом историко-филологического отделения философского факультета.

...На рассвете 9 июня 1812 года сонные улочки провинциального Дерпта были разбужены конским топотом. Всадник остановился у дома ректора и решительно застучал в дверь. На стук вышла служанка, а спустя некоторое время на пороге появился сам хозяин в шлафроке и ночном колпаке. Рослый розовощекий офицер, ловко отдав честь, отрапортовал: “От его высокопревосходительства военного министра — секретный пакет!” Паррот в недоумении повертел в руках пакет с печатью и цифрой “816” в верхнем правом углу, сомнений не было — послание адресовалось ему. Уединившись у себя в кабинете, он вскрыл конверт. “Его императорскому величеству благоугодно, — читал Паррот в изумлении, — чтобы господа профессора сего университета: политической экономии Рамбах и российской словесности Кайсаров были немедленно отправлены на время в гауптквартиру первой Западной армии для препоручений по известному им предположению, удостоенному высочайшего, одобрения”.

Через час ученые мужи уже горячо обсуждали список необходимого для организации типографии. Весь следующий день друзья провели в библиотеке, отбирая книги по истории Франции, Германии, Польши. Увязывая тома в пачки, Кайсаров пробегал глазами длинные ряды книжных стеллажей: “Прощайте, други мои, когда еще случится оказия свидеться с вами”. Двенадцатого сборы были окончены, а утром следующего дня небольшой обоз отправился к границам, где уже грянула “гроза двенадцатого года”...

Дорог в жизни Андрея Кайсарова было немало. Одна из них еще в студенческие годы пролегла по землям славян, стонавшим под гнетом Австрийской империи и Оттоманской Порты. Занимаясь в Геттингене отечественной историей, Кайсаров пришел к выводу, что “нельзя быть искусным русским историком, не узнав других славян”. Вместе с ним решил поехать и Александр Тургенев.

12 апреля 1804 года путешественники выехали из Геттингена и через Лейпциг направились в земли лужицких сербов, затем посетили Чехию, побывали в Австрии и Венгрии, проехали через Славонию, Сербию и Хорватию. На протяжении всего путешествия Кайсаров неустанно собирал материалы по истории славян и их языку. “Пропустить такой случай, какой мы имеем узнать своих сродников во всех оттенках, право, было бы русскому стыдно”, — писал он И.П. Тургеневу из Вены 18 июля 1804 года. Во время путешествия Андрей познакомился с чешским просветителем профессором Пражского университета Я. Неедлой, с прогрессивным деятелем того времени митрополитом австрийских сербов С. Стратимировичем, с которым в дальнейшем поддерживал дружественные отношения.

В городе Загребе путешественники расстались: Тургенев поехал в Россию, а Кайсаров вернулся в Геттинген. Результатом поездки явилась книга “Опыт славянской мифологии в алфавитном порядке”, вызвавшая живой отклик у передовой общественности. Уже на следующий год в журналах “Северный вестник” и “Московские ученые ведомости” были помещены две восторженные рецензии. Автор одной из них писал, что сочинение Кайсарова “составлено из исторических справок, выбрано из лучших книг и поддержано свидетельством важных писателей”, автор второй отметил: “Сей опыт его весьма драгоценен по своей важности и имеет все права на нашу благодарность”.

Поездку Кайсарова и Тургенева по славянским землям двоюродный брат Н.Г. Чернышевского, почетный гражданин Саратова академик А.Н. Пыпин позднее оценил как “первую попытку ученого путешествия”, отмечая при этом, что Кайсаров был “одним из первых людей в нашем обществе, у, которых интерес к славянству становится стремлением к серьезному изучению”.

Материалы путешествия легли и в основу “Сравнительного словаря славянских наречий”. В составленном к словарю предисловии красной нитью проходит мысль о необходимости освобождения славянских народов с помощью России. “В то время, — писал Кайсаров, — когда северный исполин гордо возносит главу свою, под игом варварства стонают братья его. И сей исполин может взирать спокойным оком на страждущих своих единоверцев, иноплеменником угнетаемых?”

…Уже 13 июля 1812 года, перепачканный типографской краской, усталый, но довольный, Кайсаров положил перед главнокомандующим русской армии первый экземпляр первой русской армейской газеты “Россиянин”.

Вечерами Андрей занимался сочинением обращений к неприятельским солдатам и переводом их на языки разноплеменной наполеоновской армии. Цезарь Ложье — офицер Итальянской гвардии из корпуса Евгения Богарнэ — в своих записках свидетельствует: “19 июля. Движение на Березино. Находим по дороге множество печатных прокламаций, оставленных для нас русскими...” На следующий день Ложье записал: “В походе и в лагере только и разговору, что... про прокламации русских”.

Среди разносторонних дарований Кайсарова занятия литературой всегда занимали особое место. С наибольшей силой его литературный талант раскрылся в так называемый “саратовский” период жизни. Вернувшись в конце 1808 года в Россию, Андрей отправился в саратовские владения семьи, где прожил чуть больше года. Здесь Кайсаров написал стихотворный цикл под общим названием “Саратовские безделки”.

В ней рядом с колкой сатирой мирно соседствуют светские лирические и церковные песни, баллады и эпиграммы. Тематика стихотворений разнообразна и актуальна. Так, в стихотворении “На обрезанную косу Душеньки” Кайсаров размышляет о смысле жизни, о судьбе:
Увы! Нас всех судьба муштрует,
И всяк имел от ней щелчок!
Иному бороду раздует,
Иному с темя вырвет клок.

Несколько стихотворений посвящено теме любви. И это не случайно: на саратовской земле пришла к Андрею настоящая любовь. Александр Тургенев в письме к своему брату Николаю от 12 января 1810 года замечает: “Андрей Сергеевич все еще в саратовских деревнях. Влюблен в кого-то и вряд ли не женится”. Через месяц Тургенев снова пишет: “Андрей Сергеевич приехал по делам в Москву и живет теперь у матушки... он влюбился в Саратове и хочет жениться на довольно богатой”. Свою возлюбленную Кайсаров назвал языческим именем “Всемила”, под ним она неоднократно упоминается в его стихах, а одно из них — “К Всемиле” — полностью ей посвящено.

Способности сатирика с большой силой раскрылись в стихотворении “Прости Саратову”, явившемуся блестящей пародией на местное дворянское общество, с которым молодой поборник свободомыслия явно не сошелся. Как бы прощаясь с ним, Кайсаров дает образные характеристики городским чиновникам и обывателям.
Прости, почтеннейший Эльтонский обладатель,
Веселий и пиров князьям изобретатель!
Ползи тропинкою, которой ты полоз;
В столице кланяйся, а здесь ты вздерни нос.

“Почтенное” саратовское общество фигурирует в стихотворении не иначе как “полдюжина почтеннейших мужей, плюмажем скрывшая ослину стать ушей”. Он высмеивает духовную пустоту дворянства, его надменность и чванливость, взяточничество, лесть и страсть к наживе.
Прости ты, сборщица и куриц, и гусей,
И волжских осетров, и волжских стерлядей.
Как курочка живет, по зернышку клюя,
Так длится взятками жизнь жадная твоя.

Итоговая характеристика, которую Кайсаров дал саратовским дворянам, вполне может быть распространена на все российское “благородное сословие”:
Но всех сих сборище антиков,
Вся галерея чудаков,
Кунст-камера сих разных ликов,
Пол-умных, умных дураков.

“Саратовские безделки” имели определенный успех. Они были известны среди офицеров штаба Кутузова, один из которых, М.И. Михайловский-Данилевский, будущий историк 1812 года, называл их “литературными безделками, довольно оригинальными”. А стихотворение “Надежда” было положено на музыку композитором В. Алферьевым еще при жизни автора. Вероятно, с Андреем Сергеевичем и его творчеством был знаком и саратовский протоиерей Н.Г. Скопин, ставший первым переводчиком диссертации Кайсарова на русский язык.

...А. С. Кайсаров стал весьма приметной фигурой в Главной квартире фельдмаршала и пользовался со стороны главнокомандующего особым доверием.

25 августа на Бородинском поле “Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно сказать или сделать, — пишет Лев Толстой в романе “Война и мир”. — Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеевича Кайсарова, брата своего адъютанта.

— Как, как, как стихи-то?.. Что на Геракова написал: “Будешь в корпусе учитель...” Скажи, скажи, — заговорил Кутузов, очевидно собираясь посмеяться. Кайсаров прочел... Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов”.

Между тем отступление русской армии продолжалось. 1 сентября. В этот день внимание всех штабных офицеров, всех рядовых до последнего ездового было приковано к простой крестьянской избе в деревне Фили. Здесь решалась судьба Москвы... Под самый вечер молча стали выходить участники совещания. Андрей ждал брата, наконец тот появился на крыльце.

— Ну, что? — выдохнул Андрей.
— Светлейший приказал отступить, — едва слышно проговорил Паисий, сдерживая рыдания.

Заутра полковые колонны протянулись длинной чередой через весь город от Арбатских ворот до Яузского моста. “Шествие наше продолжалось несколько часов, — вспоминал Н.Б. Голицын. — Все казались углубленными в размышления, ничем не прерываемые...” Вдруг среди рядов московского ополчения Андрей увидел своего однокашника по Московскому университету — В. А. Жуковского. Они обнялись.

А утром Кайсаров представил друга М.И. Кутузову, испросив у него разрешение зачислить Жуковского сотрудником типографии. Фельдмаршал дал свое согласие, и вскоре по всей армии зазвучали проникновенные строки “Певца во стане русских воинов”.

С Жуковским Андрей Кайсаров сошелся накоротке еще в 1801 году, возобновив учебу в университете. Они оба стали членами “Дружеского литературного общества” — просветительского объединения воспитанников университета, в которое входили также Андрей и Александр Тургеневы, Михаил Кайсаров, Алексей Мерзляков, Александр Воейков, Сергей Родзянка.

Целью “Общества” было “очищать вкус, развивать и определять понятие обо всем, что изящно и превосходно”. Участники заседаний выступали с речами и горячо спорили на самые различные темы: о славе и воспитании человека, о философии и литературе, об искусстве и истории. Андрей Кайсаров был душой “Общества”, и не случайно оно прекратило свое существование после его отъезда за границу, в Геттинген.

...Древнее Вильно встретило русские войска безмолвно. Лишь кое-где на улицах среди оружия, амуниции и трупов стонали брошенные на произвол судьбы раненые и больные “великой армии”. 10 декабря Кутузов, собрав штаб, зачитал свой знаменитый приказ, провозглашавший: “Война окончилась за полным истреблением неприятеля...”

Как на крыльях, летел Андрей по городу, разыскивая Виленский университет. В закопченном, зияющем безглазыми оконницами здании он оформил бумаги о передаче сюда на временное хранение имущества типографии Дерптского университета.

В последних числах декабря 1812 года русские армии перешли границу. Сознавая, что война идет к концу, Андрей писал своему другу И.Е. Дядьковскому 14 января 1813 года:

“Мой верный Аристид! Итак, в России война кончена. Колосс свален, но не совсем. Мир должно заключить в Париже... Я хочу только одного: отдать все, что имею, отчизне и не пострашусь пожертвовать за нее своей жизнью”. Уже не раз просил он Кутузова отпустить его в строй, но всякий раз получал отказ. Между тем придворные “шаркуны”, заполонившие штаб, отравляли Кайсарову самое существование. “Он имел в Главной квартире много неприятностей, — вспоминал А.И. Михайловский-Данилевский, — и, желая показать подлецам, какая разница между ним и ими, пошел и, храбро сражаясь, пал”.

Лишь после смерти старого фельдмаршала Кайсарову удалось перейти в летучий партизанский отряд своего брата Паисия, получив при этом чин майора московского ополчения. 14 мая 1813 года недалеко от города Гайнау отряд атаковал неприятельский артиллерийский парк. Сражаясь в первых рядах, Кайсаров был сражен неприятельским ядром. Ему было всего 30 лет...

Кайсаров так и не обзавелся семьей и погиб бездетным. К 1854 году умерли и все его братья, но их дети еще некоторое время продолжали жить в Саратовской губернии. Так, с 1843 по 1850 год предводителем дворянства Аткарского уезда был Андриан Михайлович Кайсаров — сын Михаила Сергеевича. Но к 1860 году наследников по мужской линии в роду не осталось, и младшая дочь Паисия Сергеевича Наталья обратилась в дворянское депутатское собрание города Саратова с просьбой передать родовую фамилию и герб Кайсаровых ее мужу — барону дю Буаде-Роман. Эта просьба была удовлетворена в том же году.

Использованные материалы:
- Левин С., Тотфалушин В. "Отдать все, что имею, Отчизне". - Годы и люди. Вып.4. - Саратов: Приволжское книжное издательство, 1989.