География История Экономика Образование Культура Личности

Посадский И.Н.


Иван Никитович Посадский... И имя, и отчество, и фамилия звучат совершенно по-древнерусски. Из каких же краев этот человек? “Посад” — пригород, “посадские люди” — торговцы, ремесленники, строители.

“...Родился 23 сентября 1900 года в селе Петраково Суздальского района Владимирской области...” Пригород Москвы, “золотое” ее кольцо. А в документе далее читаю: “...в семье служащего...”. Никита Посадский ходил в начале века с артелью мужиков столярничать в саму Москву — наверное, так же, как и его прадед, посадский человек...

Учился Иван в приходской школе, как и все деревенские мальчишки, с малых лет помогал деду в поле, был охоч до разного рода проказ и озорства, а подростком играл с мужиками в карты — всерьез, азартно, зло. И однажды проиграл Иван отцовского жеребца. Матери сказал — та в слезы: немыслимо это — свести со двора жеребца, отец вернется — убьет! Достала из сундука по рублику собранные деньги...

Грянула Революция — и сломался этот невеселый уклад. Иван с восторгом смотрел на свершающееся: какая она теперь будет — новая, вольная жизнь? В июле 1919-го Иван Посадский стал солдатом Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И отдал военной службе почти 25 лет. Прошел путь от солдата до командира полка. Удостоен звания Героя Советского Союза. Посмертно.


...Их судьбы пересеклись в 1930-м. Операционная сестра Ольга Жужина была донской казачкой из станицы Каменской. Приехала сюда, в Воронежскую область, в поселок Россошь, пять лет назад, окончила фельдшерскую школу. Тогда ей было 23 года. Он был на шесть лет старше, к моменту их встречи за его плечами остались фронты гражданской войны, служба в Красной Армии, учеба в военной школе. Это был уже зрелый, сложившийся характер — армейский большевик.

Народ, взявший в свои руки власть и решивший удержать ее во что бы то ни стало, послал на гражданскую тысячи своих сынов — красных бойцов и будто вложил в них всю свою мудрость, сметливость, всю свою силу воли. Они победили. Имена многих стали легендарными. Красный боец Иван Посадский, ушедший на фронт летом 1919-го, вместе со всеми выполнил свой долг.

А в начале двадцатых часть бойцов Красной Армии стала переходить на трудовое положение, бороться с разрухой, добывать топливо, сырье, поднимать сельское хозяйство. Другая часть демобилизовалась. Бойцы в большинстве своем были из крестьян, их тянуло домой, в семью, к земле. Только те, кто имел наклонности и способности, оставались в армии, решив посвятить себя военной работе. Среди них был и Иван Посадский. Он остался, следовательно, понял свою нужность именно здесь. Ему было 20 лет, и это был первый серьезный, сознательный шаг. С него то и начинается точка отсчета.

Вместе с десятками, сотнями тысяч военных пошел учиться в начале двадцатых и Иван Посадский. В учениях, походах, маневрах совершенствовались и отрабатывались знания и боевая закалка. 1920 год — Костромская военная школа, 1922 год — Читинское военное пехотное училище. А дальше — звание лейтенанта Красной Армии и служба в армии в Чите.

1929 год — в звании капитана Иван Посадский направляется на военно-политические курсы в Ленинград. Тогда-то и произошла их встреча — медсестры Ольги Жужиной и капитана Ивана Посадского.

— ...Мы переписывались, потом он окончил военную школу и получил назначение на Дальний Восток. Уехал, а вскоре пишет мне письмо: приезжай, Оля, ко мне, тебе понравится здесь, природа красивая, сопки вокруг... Я поняла, что серьезно он относится к нашей дружбе, но в такую даль ехать одна не решалась. Однажды зашел ко мне кто-то из его друзей, ну, поехали, говорит, Ольга Васильевна, к Ивану. Расписались мы с ним в поселке Завитое, недалеко от Хабаровска.

Не устраивали тогда пышных свадеб, пришли друзья командира, поздравили молодых, и стали они жить в маленьком, в окружении сопок поселке, в низкой комнатке, где стоял стол, два стула и железная кровать. Ольга пошла работать в госпиталь.

Начало 30-х годов. Что знаем мы о них? Да, это в 1930-м семь тысяч юношей и девушек прибыли на строительство тракторного завода на Волге. В 1931-м было принято решение о строительстве в Москве метрополитена, и под землю спустились первые отряды в брезентовых робах, с отбойными молотками на плечах. Весной 1932-го на левом берегу Амура встали на якорь два парохода — “Коминтерн” и “Колумб” —и баржа “Клара Цеткин”. На берег сошли первые строители нового города, который получит потом имя, ставшее известным всему миру, — Комсомольск.

Страна училась, строила, возводила, закладывала основу своего могущества. Но она еще нуждалась во всем: в хлебе, электричестве, обуви, керосине, обыкновенной писчей бумаге. Она вырастала на старых развалинах в буквальном смысле слова, и очень туго еще приходилось жить людям.

— Не только я, все люди моего поколения вспоминают те годы радостными, солнечными, хотя столько приходилось переживать трудностей! Наверное, это оттого, что тогда молодость наша была, энтузиазм... Помню, привезли в госпиталь мальчонку — беспризорника, с поезда сняли. Разговариваю с ним и вдруг замечаю, что малахай на его голове шевелится. Сняла, а там вши — волос не видать, и кожа вся в кровь изъедена. Не могла я уйти домой, сердце не позволило, — занималась им весь вечер, пока обстригла, вымыла, обработала его… — делится воспоминаниями Ольга Васильевна.

А тогда там, на Дальнем Востоке, она стала матерью, родила двух сыновей — Юрия и Олега, растила их, но работу любимую не бросала.

Жили в поселках Завитое, Троицкое. Переезжали налегке, без особых трудностей. Потом Раздольное — совсем рядом с озером Хасан, Посадский получил назначение в 32-ю Саратовскую стрелковую дивизию, которой командовал Н.Э. Берзарин. Кто может сказать, чем руководствовалось командование, делая этот перевод, но, думается, Ивану Никитовичу очень повезло: у Берзарина, человека большого профессионального военного мастерства и высокой культуры, было чему поучиться. Посадский учился и учил других. Он завоевывал авторитет не должностью, которую занимал, а своей работой. Говорят, командир оценивается по тому, как он относится к подчиненным. Иван Никитович был строг, очень строг, но справедлив. Он не терпел малейшей недисциплинированности, не прощал выпивок, но понимал и уважал рядового бойца.

— Он любил бойцов. Строго воспитывал молодых, требовал безупречных знаний в боевой и политической подготовке, но любил. И его за понимание и справедливость любили тоже. Этим он жил. И меня воспитывал. Однажды пошла я за пайком и увидела у старшины новенькие кастрюли. Вот бы мне одну! А он: “Пусть командир выпишет”. Ну, пришел Иван обедать — я попросту: “Выпиши, смотри, у нас какая”. — “Знаешь что, это все для красноармейцев, а не для нас. И чтобы такие разговоры я слышал в последний раз”. Суровый был и одновременно добрый, очень хороший семьянин, Любил мальчиков — своих двое да племянник у нас жил. Я работала в полевом госпитале, трудно было управляться, и он жалел меня, говорил: “Отдохни, брось работу, пока я жив...”

“Пока я жив”. Но он был еще молод — тридцать пять-тридцать восемь. Почему же вырвались эти, идущие от предчувствия тревоги, слова?

В наших войсках на Дальнем Востоке шла напряженная боевая подготовка. Увеличивались численный состав и огневая мощь стрелковых корпусов. Проводились дивизионные командно-штабные учения, учения с войсками. Советское правительство пристально наблюдало за военными приготовлениями империалистических государств.

...Это случилось 29 июля 1938 года у высоты Безымянной. Японские войска внезапно вторглись на нашу территорию. Мужественно сражались 40-я и 32-я стрелковые дивизии. Саратовская, которой командовал Н.Э. Берзарин, за героизм была награждена орденом Боевого Красного Знамени. Посадский в те горячие дни июля—августа работал в штабе 32-й дивизии, а ведь что такое штаб во время военных действий — мозговой центр, перерабатывающий огромное количество сведений, сообщений, информации, чтобы оперативно принять единственно правильное решение и отвечать за него своей командирской честью и совестью.

События на озере Хасан историки называют “вооруженным конфликтом”, а те, которые произошли через год у Халхин-Гола, маршал Г.К. Жуков назвал “необъявленной войной”. Впервые после гражданской войны Красная Армия вступила в бой с опытной кадровой армией. И победила. Красные командиры получили известный боевой опыт, научились обеспечивать наступление. Умно и оперативно действовал майор Посадский. Вскоре он был переведен в штаб армии, в город Ворошилов (Уссурийск).

Начинался 1940 год, оставалось совсем немного до самого тяжкого для нашего народа испытания. Именно в это время его перевели в Куйбышев, в Приволжский военный округ! Он очень мечтал об этом, и его можно было понять: он служил на Дальнем Востоке с 1922 года.

В 40-м все чаще в разговоры людей, на страницы газет стало врываться зловещее слово — война. “Англо-германская война”, “Военные действия в Албании”, “Война в Африке”, — тревожно мелькает в газетах. Пламя развязанной фашизмом второй мировой войны уже бушевало в Европе, Азии, перекинулось на африканский континент.

Война настигла их в Куйбышеве, где они едва успели устроиться. Здесь Посадскому было присвоено очередное воинское звание — подполковника, отсюда со штабом Приволжского военного округа он выехал в Саратов. Ольга тоже была призвана. На Дальнем Востоке работала вольнонаемной, теперь одела военную форму. Из Куйбышева ее перевели в Ульяновск, в военный госпиталь, но, узнав, что муж в Саратове, она отказалась от квартиры, пошла к командующему: “Разрешите ехать туда, куда послали мужа”. Командующий отговаривал, она настаивала.

Годы необоснованных репрессий нанесли непоправимый урон высшему и среднему составу нашей армии. На тех, кто уцелел, легла огромная ответственность. Теперь для Посадского отсчет пошел на месяцы. Лето 1941-го—лето 1942-го — работа в Саратове перед фронтом. Каким видел наш город Посадский, что успел он сделать за это короткое время?

Иван Никитович принимал самое деятельное участие в перебазировке в Саратов Приволжского военного округа, сопровождал автоколонну, перевозившую штаб, мало спал, жил напряженнейшей жизнью командира, к которому в течение суток обращаются сотни людей — за распоряжением, помощью, советом. И он организовывал, устраивал, добивался, размещал. Огромное по тем временам здание на углу проспекта Ленина и улицы Радищева (теперь средняя школа № 4) наполнилось военными людьми, работа закипела с первого же дня; уже в августе 1941-го Комитет Обороны подписал директиву, адресованную командованию ПриВО, о создании на территории округа нескольких дивизий. Десятки тысяч судеб наших земляков-волжан связаны со штабом округа, тысячи командиров прошли через отдел кадров штаба, начальником которого был Иван Посадский.

Он уходил из дома рано утром, в пять вечера приходил обедать, час отдыха, и снова уходил — до 12 ночи. Казалось бы, время заполнено до предела, по несколько дней только спящими видел детей, почти не видел жену, которая иногда сутками не возвращалась из эвакогоспиталя.

...1942 год. Несколько дней назад, отправляя по заданию штаба одну из частей, он увидел прибывший в Саратов эшелон с эвакуированными детьми. Маленькие, полуодетые, они смотрели на всех широко открытыми глазами и молчали. После бомбежки дети остались без семьи, без крова. Черная свастика сделала их сиротами... А он в тылу!

Ночью над Саратовом кружили немецкие самолеты. Не бомбили — значит, разведчики... От Москвы, от родных суздальских мест их пуганули, хотя они, не считаясь с потерями, лезли напролом. Это, конечно, первая наша большая и замечательная победа, но, похоже, теперь они пойдут на Кавказ и Волгу.

Иван Никитович вспомнил, как тысячи саратовцев, главным образом женщины, студенты, даже школьники старших классов, всю осень почти до января копали противотанковые рвы, траншеи, и грязь прилипала к их ногам, к колесам тачек, на которых они возили землю, нужны были огромные усилия, чтобы двигаться...

Весь народ поднялся, переживает страшные лишения, никто не жалеет себя. И он, военный человек, командир, почти 25 лет отдавший армии, должен, имеет право испытать себя в бою. Он ведь готовился к этому всю жизнь. Война — страшное, ненавистное дело, но не мы ее начали. Посадский рвался на фронт...

— В Саратове нам дали квартиру в двухэтажном, красного кирпича доме на углу улиц Кутякова и Степана Разина, совсем рядом с железнодорожным вокзалом. Он и сегодня стоит, этот дом, и я каждый день прохожу мимо него на работу и с работы. В ту зиму 1941/42 года стояли лютые морозы, снегу — горы, город страдал от недостатка топлива, в квартирах было страшно холодно. Муж с трудом привез дрова — большие толстые бревна. Я возьми и скажи: “Ваня, пришли красноармейцев, пусть помогут”. И снова получила от него урок: “Нет, красноармейцы будут воевать, а не дрова начальству пилить. Все сделаем сами”. В воскресенье встал рано, разбудил сыновей и все дрова с ребятами перепилил, потом переколол и сложил. Меня жалел, знал, что в госпитале сестры работали и за санитаров, таскали тяжелые носилки с ранеными. Однажды он сказал: “Если буду воевать — то как Иван Пожарский”. Это был герой-комиссар, погибший в боях у Хасана. Я поняла, что он стремится на передовую...

Иван Никитович уехал на фронт под Сталинград в августе 1942-го начальником отдела кадров 66-й армии, которая формировалась в Саратове. Это уже там, на Курской дуге, встал он во главе полка. И за успешные наступательные бои, личную отвагу в августовских боях 1943 года был награжден орденом Красного Знамени.

Полтысячи километров прошли от Курской дуги на запад 226-я стрелковая Глуховская дивизия и его 975-й полк. Позади разрушенные города, сожженные села, мрачные застенки гестапо, кровь стариков, женщин, детей. Позади Десна, Снов, Сож и десятки более мелких рек. Мокли, мерзли, зарывались в землю, умирали и снова бросались вперед, чтобы гнать, гнать дальше с нашей земли этих карателей, вешателей и убийц. И вот впереди — Днепр. Опыт форсирования у бойцов был немалый, но они устали, мало боеприпасов и горючего — тылы не поспевали за стремительно наступающими частями.


...Он вошел в сырой блиндаж, освещенный самодельной лампой, сел на деревянный топчан возле железной печурки, чтобы согреться и обсохнуть. Развернул карту. Вот совсем рядом Днепр, высокий восточный берег, остров, рукава, западный берег, река Мохова, там, за нею, надо занять плацдарм... Время будто остановилось, десятки вариантов рождались, оценивались, отбрасывались. Наконец, кажется, нашлось решение. И он собрал у себя узкое совещание в составе начальника штаба полка, командиров батальонов и приданных подразделений. Снова и снова, страшно дымя “Казбеком”, почти всю ночь думали они о том, как преодолеть “Днепровский вал”, о неприступности которого на весь мир кричали немцы.

Действительно, местные жители рассказывали, что восточный берег сильно укреплен, что задолго до подхода советских войск согнали фашисты сотни людей, и они под дулами автоматов рыли траншеи, противотанковые рвы, строили блиндажи. Мощная оборонительная полоса, бравшая начало от этого берега, шла вглубь на несколько километров.

Но время измерялось уже часами. “Не медлить, форсировать Днепр с ходу!” — таков был приказ.

...Подходила к концу ночь. Наступало утро 29 сентября 1943 года.

— Ну что ж, товарищи, как говорится, в добрый час. — Посадский встал, помолчал. — На данном участке фронта, севернее Киева, мы — ударная группа, мы должны очистить от врага оба берега Днепра и речку Мохову, пройти вглубь всю немецкую оборону, открыть путь нашим войскам дальше на запад. Я надеюсь на вас.

До начала операции оставалось полчаса. Иван Никитович снова присел у печурки, закрыл глаза и подумал о предстоящем просто, трезво. Уже давно, когда еще решил остаться в кадрах, он понял, что жизнь принадлежит ему лишь до первой войны, а что война на его веку будет, не сомневался. И то, что ушел из штаба на передовую, тоже было закономерным: здесь, в столкновении со страшной силой, на грани жизни и смерти, выявляется самое главное в людях и скрепляет их духом воинского братства. Сколько же за один год успел он увидеть храбрости, геройства, самоотречения! Как правило, это были не отчаянные, минутные вспышки. Люди действовали сознательно. Первый поднимался, шел вперед и жертвовал собой, потому что знал: за ним —торой, третий и они победят.

По штабной привычке Иван Никитович старался узнать, понять своих командиров и солдат и почти всегда с удовлетворением отмечал их выдержку и твердость духа. Может ли человек, рука которого растерзана осколком, вырывать зубами кольцо гранаты и бросать ее здоровой рукой? Может ли человек, получивший несколько ранений, не кричать и не стонать от боли, чтобы скрыть от врага ослабление в рядах? Может, оказывается, может. И сейчас он знал, что они идут туда, откуда мало кто вернется, и что вот здесь, именно здесь, каждому из них предстоит выложиться до конца...

В атаку полк Посадского пошел перед рассветом. Дул холодный ветер, моросил дождь. Было все так, как он задумал: выбили немцев с восточного берега, на плотах, рыбацких лодках, бревнах, а то и просто на плащ-палатках, набитых сеном, бросались в пенистые днепровские волны — первым под ураганным огнем плыл 2-й батальон, который сумел зацепиться за противоположный берег, вслед ему пошел 1-й, их захлестывали волны, враг бил изо всех орудий, но они закрепились на том берегу и отвлекли немцев на себя, а тем временем в километре севернее 3-й батальон без особых потерь преодолел Днепр и стал очищать от врага западный берег. За туманной дымкой наступившего утра сквозь грохот боя слышалось мощное “Ура-а-а!”.

— Вот мы и за Днепром — радостно крикнул кто-то. Но приказ выполнен не до конца: впереди речка Мохова, за ней — укрепления врага, которые тоже надо опрокинуть.

— Товарищ подполковник, убит комбат третьего батальона, ранены командиры первой и второй рот!..

Командир полка встал во главе тех, кто остался, и бросился к берегу Моховы. Ухнула мина. В какой-то миг он увидел покачнувшееся небо — упал на песок... Его бойцы продолжали атаку. Приказ они выполнили.

— О тех, кто не вернулся с войны, есть такие поэтические строки: “Ты до сих пор не знаешь о Победе”. Не знает о ней и мой Иван Никитович... Но он был уверен, что она придет. В год его гибели я стала коммунистом, а сыновья пошли учиться в суворовское училище.

Не забыть последнюю нашу встречу. После Сталинградской битвы он приезжал на два дня в Саратов, и в единственный вечер ходили мы с ним в театр Чернышевского слушать оперу “Кармен”. Усталый был, ожесточенный, и очень захотелось ему красивой музыки.

Больше сорока лет проработала Ольга Васильевна в Саратове, в том самом здании на углу улицы Радищева и проспекта Ленина, где в годы войны размещался штаб Приволжского военного округа, потом суворовское училище, школа-интернат № 3. Много лет шли рядом бабушка и внук: она — работать, он — учиться. Он тоже Иван Посадский.

Ольга Васильевна, Иван Посадский-младший живут на одной улице: имени Героя Советского Союза И.Н. Посадского.

Использованные материалы:
- Самсонова И. Навек с Саратовом. – В кн.: Годы и люди, Вып.3. – Саратов: Приволжское книжное издательство, 1988.