Шехтель Ф.О.

Федор Осипович Шехтель (1859-1921) — один из самых видных отечественных зодчих рубежа веков. В Москве, где Шехтель прожил большую часть своей жизни, находятся самые известные его постройки, среди которых — здание Ярославского вокзала (1902), бывший особняк Рябушинского, ныне Музей-квартира А.М. Горького (1900), фасад Московского Художественного театра (1902). Немало зданий было построено по его проектам и в других городах России: Таганроге, Ялте, Ростове-на-Дону, Самаре, Нижнем Новгороде.

Феноменальная одаренность Шехтеля, умноженная на редкостное трудолюбие, принесли ему, не имевшему сколь либо законченного архитектурного образования, широкую известность и признание в России и за рубежом. В 1902 году Академия художеств присвоила Шехтелю звание академика архитектуры. Зодчего избрали своим почетным членом архитектурные общества Лондона, Парижа, Варшавы, Глазго и Рима, он был действительным членом Перманентного комитета Международных конгрессов зодчих в Париже, представлял нашу страну на международных конгрессах архитекторов в Вене (1908) и Риме (1912). С 1906 по 1922 год Шехтель бессменно возглавлял Московское архитектурное общество, а с 1922 года стал его почетным председателем. Около 30 лет он преподавал в Строгановском училище, а позднее — во Вхутемасе.

После революции Федор Осипович принял самое деятельное участие в работе советских строительных и художественных организаций, среди его последних работ — проект Мавзолея В. И. Ленина, памятника 26 бакинским комиссарам. Скончался зодчий 26 июня 1926 года и похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Предки Федора Шехтеля со стороны отца прочно обосновались в Саратове с 1820-х годов. В отличие от большинства бывших колонистов, стремившихся жить обособленно от русского населения города, Шехтели поселились на Московской улице, где традиционно проживало местное купечество, завязали с соседями торговые, а позднее и родственные отношения. Судя по документам, к началу 1840-х годов они уже имели русское гражданство; отец зодчего Осип Осипович и его старшие братья Франц и Алоиз были обучены русской грамоте.

Источником благосостояния семейства Шехтелей была торговля всевозможными товарами — мануфактурой, винами, золотыми и серебряными изделиями, саратовским табаком (в городе в 1828 году была открыта первая в России табачная фабрика), продукцией собственной ткацкой фабрики, обоями и даже художественными произведениями из алебастра и картинами. Товары закупались и продавались в Москве, Петербурге, на нижегородских ярмарках, разумеется, и в Саратове, и даже в далеких сибирских городах Красноярске и Енисейске, где у них также имелись магазины. В 1841 году Шехтели стали пайщиками "Компании саратовских купцов Степана Калашникова с товарищами на производство золотого промысла в Сибири". В Саратове им принадлежало несколько магазинов, три домовладения, лучшая в городе гостиница – "Номера Шехтель", ткацкая фабрика и крахмальный завод. Значительное состояние Шехтелей сделало их желанными гостями в домах местного дворянства; известно, что с ними любил проводить время даже генерал-губернатор Бибиков И.М., правивший губернией с 1837 по 1839 год.

В середине 1840-х годов отец будущего архитектора Осип Осипович Шехтель (1822—1867) был послан в Петербург, где окончил Технологический институт, после чего продолжал жить в столице. В 1855 году он женился на Дарье Карловне (Розалии Доротее) Гетлих, происходившей из петербургской купеческой семьи. В Петербурге 26 июля 1859 года родился Федор (Франц Альберт) Шехтель. Здесь же родились его брат Осип (1858) и сестры Александра (1860), Юлия (1862) и Мария (1863).

В Саратове примечательной личностью считался дядя зодчего — купец 1-й гильдии Франц Осипович Шехтель.

Франц Осипович выступил в роли одного из учредителей первого в городе литературно-музыкального кружка просвещенного купечества – Немецкого танцевального клуба. В мае-июне 1859 года Ф.О. Шехтель построил в своем загородном саду деревянный летний театр с партером и ложами. Впоследствии театр не раз горел и перестраивался, менялся и облик устроенного Шехтелем увеселительного сада. В настоящее время на месте сада разбит сквер, в котором стоит современное здание Драматического академического театра, ведущего свое начало от маленького театра Шехтеля.

С 1862 по 1875 год почти каждое лето в загородном театре Шехтеля гастролировала труппа замечательного актера и режиссера П.М. Медведева. В июне 1864 года с этой труппой выступал выдающийся негритянский трагик Айра Олдридж. Год спустя здесь труппой К.Ф. Берга была сыграна "Гроза" Островского. Сам автор принимал участие в постановке и присутствовал на премьере. В конце мая 1866 года труппа итальянских певцов дала 11 или 12 оперных спектаклей. На сцене летнего театра началась артистическая карьера выдающихся русских актеров М.Г. Савиной, А.П. Ленского, В.Н. Давыдова, К.А. Варламова, П.А. Стрепетовой, В.Н. Андреева-Бурлака, М.П. Петипа, С.Р. Шумского. "Рассадником национальной культуры" назвал театр в день его 60-летнего юбилея К.С. Станиславский.

В октябре 1859 года Шехтель переоборудовал под маленький театральный зал часть гостиничных номеров в своем доме на Московской. Долгие годы в этом зальчике гастролировали самые разнообразные артисты: танцовщицы, фокусники, демонстраторы механических картин и различных опытов, а в 1871 году здесь дебютировали братья Аким, Дмитрий и Петр Никитины, наши земляки, основатели русского национального цирка.

Переезд Осипа Осиповича Шехтеля с семьей на постоянное место жительства в Саратов случился, видимо, в течение 1865 года, когда будущему зодчему было шесть лет. Возможно, на переезде Осипа настоял его старший брат. Сам он тяжело заболел, а других братьев – Антона, Ивана и Алоиза Шехтелей уже не было в живых. Вероятно, хозяйство братьев требовало постоянного внимания, а инженер-технолог Осип Шехтель мог правильно управлять принадлежавшей братьям ткацкой фабрикой. Кроме того, осенью 1865 года должен был открыться в Саратове каменный Городской театр, и Франц Осипович опасался потерять зрителей в своем загородном театре. Спасти положение могло только одно – взять театральную антрепризу в свои руки. Прежних сил и энергии у него в то время уже не было, и он рассчитывал на участие в деле младшего брата Осипа.

Осенью 1865 года городская дума передала антрепризу сроком на пять лет петербургскому купцу инженеру-технологу Осипу Осиповичу Шехтелю. Однако способностям Шехтеля-антрепренера не суждено было раскрыться полностью: он умер от воспаления легких в конце февраля 1867 года. Франц Осипович Шехтель пережил брата только на два месяца, оставив после себя в "наследство" запутанные торговые дела и огромные долги. Его жена через доверенное лицо – Т.Е. Жегина – продала загородный сад с театром французской подданной Аделаиде Сервье.

Братья состояли “в нераздельном капитале”, и вышло так, что из-за огромных долгов Ф.О. Шехтеля семья его младшего брата оказалась без всяких средств к существованию. Положение было настолько тяжелым, что в 1868 году Дарья Карловна отдала своего младшего сына Виктора-Иоанна в семью проживавшего в столице статского советника К.Ф. Дейча, фамилию которого он впоследствии принял. Старший сын Осип был определен в Мариинскую земледельческую школу в Николаевском городке (ныне Октябрьский городок Татищевского района Саратовской области), а младшие дети, в том числе, Федор, продолжали обучаться дома.

После сдачи вступительного экзамена осенью 1871 года Федор Шехтель был зачислен во второй класс первой мужской гимназии — единственного учебного заведения, дававшего среднее образование. В стенах гимназии двумя десятилетиями раньше преподавал наш великий земляк революционный демократ Н.Г. Чернышевский. В разные годы здесь учились многие именитые саратовцы: поэт Э.И. Губер, химик Н.Н. Зинин, врач Г.А. Захарьин, эпидемиолог Г.Н. Минх, ботаник С.Г. Навашин (он учился несколькими классами старше Шехтеля), электротехник П.Н. Яблочков, видный театральный деятель, фактический создатель русского театра оперетты М.В. Лентовский. Гимназия, считавшаяся одной из лучших в Казанском учебном округе, возглавлялась в то время М. А. Соколовым — человеком либерально настроенным, бывшим преподавателем Казанского университета, долгое время после отставки редактировавшим “Саратовский листок” и краеведческие издания. Страницы “Общей книги баллов учеников Саратовской гимназии” рассказывают о тогдашних достижениях будущей гордости русского зодчества — они более чем скромны: чистописание и поведение оценены в 4 балла, за знания по грамматике, немецкому языку и “св. истории” Федор Шехтель имел “балл душевного спокойствия”, как тогда называли оценку “удовлетворительно”, а знания по латинскому языку и арифметике и вовсе оказались недостаточными, и юный Федор Шехтель был оставлен во втором классе для повторного обучения, что тогда было обычным явлением.

Обращает на себя внимание сравнительно высокий балл по чистописанию, а фактически еще по рисованию и черчению. Этим предметам Шехтель учился у “милейшего, добрейшего старичка” Андрея Сергеевича Година, того самого, у которого пятью годами раньше учился “технике рисования с натуры” сын командующего Саратовским губернским батальоном Михаил Врубель.

26 августа 1873 года Федор Шехтель стал одним из 43 “казеннокоштных” воспитанников местной Тираспольской римско-католической семинарии. Католическая семинария была открыта в Саратове 11 февраля 1856 года и предназначалась для подготовки детей колонистов в священнослужители. Учащиеся находились в стенах семинарии постоянно, для них были оборудованы дортуары, построена кухня, имелся большой сад для прогулок. Семинария не пользовалась особым успехом у колонистов, которые стремились дать обучению своих детей "практическое направление". Однако родители, не имевшие возможности оплачивать учебу в ремесленных училищах и частных школах, подобно Дарье Карловне, охотно отдавали детей в семинарию на казенное обеспечение. Обучение Шехтеля продолжалось там по 20 июля 1875 года. В том же году он перебирается в Москву.

Свидетельство № 168 об окончании полного курса приготовительного четырехклассного училища при Тираспольской римско-католической семинарии было выдано Шехтелю с большим опозданием, когда ему шел уже 22-й год. Позаботиться о получении свидетельства заставила сама жизнь. Осенью 1880 года "саратовский мещанин Ф.О. Шехтель" был вызван из Москвы на жеребьевку в Саратовское городское по воинской повинности присутствие. Лица, окончившие училище, имели определенные льготы при прохождении воинской службы. Свидетельство об окончании приготовительного училища было получено Шехтелем 31 октября 1880 года. Две недели спустя, 14 ноября, в Присутствии им был получен документ, по которому он был "признан совершенно неспособным к воинской службе и навсегда освобожден от службы".

Оборвались ли связи Федора Осипова с Саратовом в связи с его переездом в первопрестольную? Нисколько. В Саратове навсегда обосновался его старший брат Осип, здесь учились его сестры и, наконец, жена Шехтеля, Наталья Тимофеевна Жегина, родилась и выросла в нашем городе и имела здесь обширнейшую родню. Но, думается, важней и интересней для нас творческие контакты Федора Шехтеля с земляками, продолжавшиеся на протяжении всей его жизни. Первый такой плодотворный диалог завязался у него с ярчайшей фигурой русской сцены саратовцем Михаилом Валентиновичем Лентовским.

“Встреча молодого Ф.О. Шехтеля с энергичным М. В. Лентовским на несколько лет приобщила Ф. О. к театру. Лентовский в свое время был для Шехтеля тем же, чем много позднее Немирович-Данченко для Станиславского. Встреча эта разбудила то чувство театральности, которое природой было заложено в молодом Шехтеле”, — писал позднее родственник Федора Осиповича известный русский советский режиссер Николай Александрович Попов. Иной раз участие Шехтеля ограничивалось созданием эскизов декораций, которые осуществляли в натуре уже другие художники, иногда Шехтель продумывал представление от начала до конца во всех подробностях. Из таких спектаклей особым успехом пользовались оперетты-феерии “Мальчик-с-пальчик”, “Полет на Луну”, “Царство лягушек”, “Черт на земле”.

В те же годы все сильнее дает себя знать увлечение Шехтеля, ставшее его призванием,— архитектура. Построенный по проекту Шехтеля в “помпейском” стиле открытый театр “Антей”, пожалуй, самая крупная его работа тех лет. Сложная механическая начинка сцены была специально предназначена для постановки всякого рода “чудес, полетов, превращений”, и здесь увидели свет самые головокружительные феерии и оперетты Лентовского. В Петербурге для Лентовского Федор Шехтель строил театр “Ливадия” и ресторан в “китайском” стиле “Кинь-Грусть”, а в Москве — множество временных сооружений. На этих причудливых постройках в “индийском”, “мавританском”, “русском” и прочих “стилях”, возводившихся в очень короткие сроки, росло и оттачивалось мастерство Шехтеля-архитектора.

Несколько последующих лет — пора мужания Шехтеля-архитектора, пора признания его таланта в среде московской интеллигенции и меценатствующей крупной буржуазии. И если его первые крупные самостоятельные работы — три усадьбы для фон Дервизов (1889) в Рязанской губернии — не более чем эффектный коктейль из барочных, ренессансных и, отчасти, романских форм, то начатый строиться в 1892 году особняк Саввы Морозова — это уже особенная, чисто шехтелевская философия пространства и одна из самых новаторских построек русской архитектуры конца XIX столетия. Для отделки интерьеров этого особняка Шехтель пригласил не признанного тогда еще Михаила Александровича Врубеля.

В 1860-е годы родители Врубеля и Шехтеля принадлежали к довольно небольшому кругу саратовской интеллигенции, имели общих знакомых. Мачеха художника, неплохая пианистка, не раз выступала в Городском театре на любительских вечерах, наконец, и Врубель, и Шехтель учились рисованию у одного человека – художника А.С. Година. Быть может, это помогло укрепить творческие контакты двух мастеров, длительно плодотворно сотрудничавших друг с другом. “Шехтель первый пропагандировал М.А. Врубеля и пригласил его для росписи кабинета в доме А.В. Морозова и для панно и стеклянных витражей в строившемся тогда доме Саввы Морозова на Спиридоновке”, — писал работавший в те годы у Шехтеля архитектор И.Е. Бондаренко. По признанию самого Врубеля, с помощью Шехтеля ему “удалось много поработать декоративного и монументального”. Пять больших панно на тему “Фауста”, декоративная бронзовая группа “Хоровод ведьм”, эскизы двух витражей, цикл из трех панно на тему “Времена дня” - “Утро”, “Полдень”, “Вечер”, плафон “Муза” — все это органично вписалось в лучшие постройки Шехтеля тех лет.

1900-е годы — пора наивысшего подъема в творчестве Федора Шехтеля. Почти все из созданного им в это время вошло в золотой фонд отечественной архитектуры. В эти годы он сближается со своими молодыми земляками — представителями “саратовской школы”. В любовно подобранной коллекции Шехтеля видное место занимали работы саратовцев: рядом с врубелевской “Музой” висел прекрасный этюд В.Э. Борисова-Мусатова, известный сегодня под названием “Девушка в ожерелье” (портрет С. Стебловой), чуть выше — большой и красочный натюрморт Павла Кузнецова; три статуэтки Александра Матвеева, одну из которых — портрет одиннадцатилетнего сына Шехтеля Левушки — скульптор выполнил летом 1903 года по просьбе зодчего. Еще один саратовский художник К.С. Петров-Водкин сделал по заказу зодчего большой картон, по которому была набрана мозаика “Христос-сеятель” для строившейся по его проекту усыпальницы Эрлангера на Введенских горах.

...Поворот изящной латунной ручки, и тяжелые дубовые двери бесшумно отворились, пропуская московского архитектора Шехтеля и его невысокого хрупкого спутника в языческое святилище сверхкомфортабельного особняка госпожи Дерожинской — ошеломляюще просторный и непривычно высокий холл. Эта диковинная полукомната-полуплощадь почти целиком была закована в мореный дуб, благородная чернота которого, казалось, без остатка поглощала падавший сквозь огромный арочный проем золотой сноп света. В мягком полумраке загадочно мерцало мраморное обрамление ниши гигантского камина, с потолка ниспадали стеклянные капельки светильников, матово поблескивал восьмиугольный циферблат огромных напольных часов. Каждая самая малая частица заняла здесь отведенное Шехтелем место, и лишь девственная белизна окаймлявшего холл широкого фриза вносила в эту причудливую гармонию стерильность и бездушную холодность. Горбатый художник запрокинул голову, и глаза его загорелись. Шехтель удовлетворенно улыбнулся: сам он давно уже видел на этих стенах грустный хоровод мусатовских девушек. Шла осень 1904 года... В 1901 году Федор Шехтель выполнил первые чертежи для особняка Дерожинской, который сегодня по праву считается одной из лучших работ зодчего. В 1901 году Мусатов написал “Гобелен” — произведение, этапное для его творчества.

Тема большого доминирующего пространства привлекала Шехтеля всегда и каждый раз находила все новые воплощения, но ни до, ни после особняка Дерожинской она не была столь кристально ясной и эмоционально-одухотворенной. Простой, почти кубический объем холла освещается единственным окном, занимающим практически полностью одну из его стен. По эскизам Шехтеля была выполнена отделка стен и потолка, мебель, светильники и торшер, рисунок дверей и ручек к ним, даже ткань для обивки мебели. Сейчас можно только догадываться, сколь много теряет это тонко проработанное Шехтелем пространство без мусатовских фресок, которые, увы, дошли до нас только в великолепно выполненных в начале 1905 года акварельных эскизах, объединенных одной темой “Времена года”: “Весенняя сказка”, “Летняя мелодия”, “Осенний вечер”, “Сон божества”. Сама тема перекликается с “Временами дня” Врубеля и, судя по всему, была подсказана Шехтелем.

Здания, построенные нашим выдающимся земляком, настолько обогатили облик Москвы, что позволяют говорить о “шехтелевской Москве” в том же смысле, в котором сейчас говорят “казаковская Москва”. Важная, хотя и не столь исследованная сторона творчества Шехтеля — его многочисленные постройки в Поволжье. Не остался обделенным и саратовский край.

Для балаковских купцов братьев Мальцевых зодчим был выполнен ряд построек, среди которых — старообрядческая церковь со сторожкой и особняк П.М. Мальцева.По совету архитектора, Паисий Михайлович Мальцев выбрал для внутренней и внешней отделки особняка стиль итальянского барокко, который беспристрастно отразил тогдашние предпочтения крупной российской буржуазии. К ней, без сомнения, принадлежали и Мальцевы. Поднятое на цокольный этаж и оттого особенно величественное здание щедро украшено архитектурным декором из арсенала “большого стиля”: пилястрами с раскреповками и без оных, затейливым аттиком, урнами и балюстрадой на крыше. Шехтель добавил также скульптурные детали в виде грифонов на парапете и водостоках, вазы-амфоры с пламенем, каменные маски над окнами. Торжественные въездные ворота были задуманы им в виде триумфальной римской арки. Шехтель создал и сложный рисунок кованых створок, в центре которых просматриваются силуэты тех же амфор с огнем. А поверх всей этой пышной атрибутики давно ушедшей эпохи на месте, где обычно красовался герб аристократического рода, зодчий, не без иронии, поместил символ нового времени, новых хозяев — жезл Меркурия, покровителя воров и торговцев.

Сохранилось и убранство дома, заново выполненное по эскизам Шехтеля. Для каждого помещения зодчий разработал свой сюжет. Голубая угловая гостиная с камином получила расписной плафон потолка, лепные карнизы и панели, в подражание стилю рококо лепным растительным орнаментом были покрыты стены. Кабинет, где также отдана дань лепнине, украсил массивный камин со скульптурами ангелов вокруг вазы. Для столовой был выбран охотничий сюжет. Здесь панели и плафон украсили лепные орнаменты в виде плодов, дичи и предметов охоты. Исключительной красоты белый плафон с арабесками украсил мавританскую спальню. Все это сохранилось - от мраморных подоконников до медных запоров и ручек на рамах.

В доме П.М. Мальцева Шехтель не проявил себя как зодчий-новатор, но высокое качество строительных и отделочных работ, единство уличных и дворовых фасадов, продуманность каждой детали выгодно отличают особняк от сотен ему подобных, что выросли, как грибы, в конце XIX века по всей России.

Балаковский особняк интересен еще и тем, что в нем хранилась огромная библиотека П.М. Мальцева, комплектацией которой занимался такой знаток книги, как П.П. Шибанов. Книжное собрание, которое Паисий Михайлович собирался подарить нашему городу, помимо книг, приобретенных на его деньги за границей и по всей России, целиком включало библиотеки многих известных собирателей: профессора В.М. Ващенко-Захарченко, А.С. Лебедева, Н.И. Носова, Дурова, коллекцию редких книг о Сибири бывшего библиотекаря Томского университета С.К. Кузнецова. Бесценную часть собрания составляли до 850 древних рукописей и до 1000 старопечатных книг.

Одновременно с реконструкцией дома Паисия Мальцева на деньги братьев Мальцевых Шехтель вел строительство по своему проекту Белокриницкой старообрядческой церкви Троицы. Эта церковь - прекрасный образец национально-романтического варианта модерна - неорусского стиля. Шехтель получил право постройки этой церкви, победив в 1909 году в конкурсе Московского архитектурного общества, в котором, кстати, участвовали и будущие лидеры советской архитектуры, студенты Института гражданских инженеров Виктор и Александр Веснины (они получили за свой проект третью премию). Зодчий предложил Анисиму Мальцеву проект храма на 1200 молящихся с просвирней и оградой. Идея была одобрена, и всего через два года на высоком берегу Балаковки в завершении Амбарной площади поднялось фантастическое сооружение из бетона и камня.

Основной объем храма Троицы завершался открытым внутрь мощным восьмигранным шатром. С запада к нему примыкала шатровая колокольня, а с северо-востока - похожая на терем крестильня. Образ храма созвучен древнерусским шатровым храмам дониконовской Руси, что отвечало основному требованию старообрядцев к архитектуре. С другой стороны, новаторские искания зодчего и смелое применение современных строительных материалов отвечали художественным принципам эпохи модерна, национально-романтическому направлению этого стиля. Сам автор очень гордился этой постройкой и называл ее очень удачной. Журнал "Зодчий" за 1911 год поместил заметку о строительстве церкви Шехтеля в селе Балакове. Малоизвестная церковь на берегу Волги, как и немногочисленный ряд подобных сооружений начала века, на высокой ноте завершают историю русского церковного зодчества.

Ценность храма Троицы увеличивается замечательными мозаичными панно, сохранившимися до сих пор. На южном фасаде изображен Спас Нерукотворный, с северной стороны над порталом входа - Богородица с младенцем. Мозаики выполнены в 1911 году по картонам И.О. Чирикова знаменитым петербургским мастером В.А. Фроловым. Балаковские мозаики каким-то чудом были поставлены на государственный учет Главнауки в 1932 году, поэтому местные власти не посмели причинить им вреда, как и самому храму.

Рядом с церковью расположилась сторожка. Совершенно отказавшись от декоративного убранства и умело выявив красоту “первоэлементов — покатой кровли, высокой лестницы и разновеликих проемов, живописно прорезавших белокаменные стены этого небольшого” здания, Шехтель по-своему опоэтизировал суровую простоту всегда волновавших его построек русского Севера. Не отвлекая на себя внимания от главного — церкви, сторожка не уступает ей по архитектурным достоинствам, являясь еще одним подтверждением высочайшего класса мастера.

Храм Святой Троицы как единственное сохранившееся в Балакове культовое здание в 1992 году было передано православной общине. Здесь возобновилось богослужение. Восстановлены утраченные купола и свергнутые кресты.

В 1912 году, когда с фасадов балаковской церкви были убраны строительные леса и на фоне ее перед объективом фотографической камеры на мгновение замер невысокий, чуть полноватый человек, в котором нетрудно узнать Шехтеля, в Саратове в новом особняке Рейнеке на Соборной заканчивались отделочные работы.

Особняк Рейнеке занимает особое место в том архитектурном наследии, которое щедро оставила нашему городу эпоха модерна. Это здание без натяжек можно отнести к лучшим образцам отечественной архитектуры начала века.

С нашим городом в судьбе Федора Осиповича Шехтеля связано очень и очень многое. Саратовские годы, пришедшиеся на формирование его как человека и художника, были едва ли не самыми драматичными годами в его жизни. Новые деревья выросли в саду, принадлежавшем некогда Шехтелям, новый театр стоит на месте театра, в который вложил все свои деньги и старания его отец. И как доброе напоминание нам притаились в зелени саратовских улочек здания, стены которых помнят худенького большеглазого мальчугана, и как подарок родному городу переливается фантастическими красками особняк у “Липок”, вызывая удивление случайных прохожих и законную гордость коренных саратовцев.

Использованные материалы:

- Мушта А. Отрочество Шехтеля. - Памятники Отечества: Сердце Поволжья. - М.: Памятники Отечества, 1998.
- Мушта А. Родная земля зодчего. - Годы и люди. Вып.3. - Саратов: Приволжское книжное издательство, 1988.